За Путина, за победу!
Шрифт:
Все фукуямовские химеры по поводу «конца истории» - они весьма очевидно приказали долго жить. Мы сейчас видим, что история не только не кончилась, политическое развитие не то что не остановилось, достигнув своих высочайших толерантно-либеральных вершин, - мы видим, что история только начинается. Причем начинается эта новейшая история с таких критически опасных и непредсказуемых форм, перед которыми известные катаклизмы начала прошлых веков просто отдыхают.
А теперь все-таки вернемся к локальным событиям. Что это было с точки зрения конкретного эпизода августа 1991 года. Ровно 20 лет назад господина Горбачева привезли на самолетике из Фороса, как мешок с дерьмом, перевязанный трехцветной ленточкой. Все про господина Горбачева уже известно: и опубликованы документы, и масштаб личности подтвержден.
– он ответил: «Не президентское это дело - лазить через заборы!» Человек, с одной стороны, неспособный завершить синтаксическую конструкцию, то есть неспособный органически системно видеть ситуацию, а с другой стороны, идеально «аппаратно адекватный» системе - это просто подарок для катастрофы. История, как правило, заслуженно дарит недееспособным системам такие подарки.
Самый главный ресурс, который отсутствовал у системы, - это способность к легитимному насилию. Понятно, что идея путча была -продемонстрировать некую волю, напугав призраками исторической памяти. Но она совершенно не была рассчитана ни на какое реальное организованное насилие. Виталий Найшуль как-то определил легитимную власть от обратного, как «власть, которая имеет право стрелять в своих». Это определение точно. И точно видно было, что путчисты при всех своих благих намерениях свою власть легитимной не считали. Поэтому случайно подавленные бронетехникой наивные пылкие юноши стали той минимально достаточной каплей, которая обвалила всю конструкцию т. н. путча. Ничего другого быть не могло.
И тут есть два очень важных урока, крайне актуальных сегодня. Первое: в отличие от того времени, сегодня наше общество просто беременно насилием. Тогда никто, никакая силовая структура, не был готов отдать приказ стрелять. Теперь легче пристрелить, чем послать. Проще, дешевле и меньше проблем.
Кстати, лелеемый либералами образ силовиков, отказывающихся стрелять в народ, - совершенно не означает отказа от насилия. Этого товарищи никак понять не могут. Он автоматически может означать как раз намерение стрелять. Но не согласно приказу, а согласно собственному разумению, собственному социальному и нравственному (или безнравственному) выбору. Что никаким образом не ведет ни к каким последствиям либералообразного характера.
И второе. Колоссальная катастрофа, геополитическая и экономическая, социальная и прочая, не привела к каким-то прямым выплескам социального насилия, к гражданской войне, как этого можно было ожидать при таких масштабах обвала и при таких масштабах последующих трансформаций, по одной простой причине: что бы там ни болтали на «тему борьбы с привилегиями», мы были классово однородным обществом. И уровень социальной ненависти в нем был минимален - некому и не на кого было идти в гражданской войне. Опять же - урок: на сегодняшний день уровень социальной неоднородности нашего общества, мягко говоря, латиноамериканский. Поэтому в случае обвалов, обрывов даже несоизмеримо меньшего характера, чем трансформация 20-летней давности, потенциал гражданского столкновения в стране огромен.
Практически все, что происходило за 20 лет (даже с учетом усилий последнего десятилетия по стабилизации и смягчению социальной напряженности), в глубинном плане было наращиванием этого потенциала гражданского противостояния. Крах советской системы выдал новым властям некий ресурс толерантности. Той самой легитимности, которой уже не было у советских предшественников.
Новая система получила мандат на то, на что уже не имела мандата советская - на легитимное насилие, экономическое насилие, политическое и даже физическое. И все это власть использовала крайне быстро и безответственно. Мандат на экономическое и социальное
Мандат на физическое насилие был масштабно использован в октябре 93_ го. Можно представить себе: если бы на такое решились гэкачеписты, коммунисты бы висели на всех столбах, как в Будапеште в 56_м. Еще раз: легитимная власть имеет право стрелять в своих. Но, воспользовавшись этим правом, легитимная власть принимает на себя колоссальную ответственность. После 93_го тогдашний «переходный режим» принял на себя колоссальную безответственность. Чем на самом деле исчерпал свою легитимность. Как раз где-то к концу 90_х.
Сегодня, если говорить о насилии полицейском, то нынешняя власть -педантично и жестко пресекающая все неразрешенные гражданские якобы акции, которые на самом деле являются в первую очередь именно провокациями насилия, - поступает совершенно точно: именно с пониманием ограниченных возможностей масштабного насилия. Поскольку, потеряв контроль над такими, якобы смешными и ничтожными, акциями, она может столкнуться с необходимостью куда большего и серьезного насилия, применять которое власть не хочет и не может. Эта тактика абсолютно адекватна.
В целом можно сказать: за эти 20 лет мы сохранили шансы выжить, но не решили ни одной проблемы. Само событие 20_летней давности не было решением - оно было, повторимся, катастрофой. Идеологической, ментальной основной этой катастрофы была великая иллюзия, как в известном анекдоте: «старуха, все, что мы с тобой считали оргазмом, оказалось астмой». Пока общество не осознало, что астма - это не оргазм, ничего ни с обществом, ни со страной сделать было нельзя. С этой точки зрения Ельцин также был вполне адекватной политической фигурой. Он был идеальным председателем свободного падения в пропасть. Пока страна не ударилась о дно пропасти. Большая удача, что шок от удара привел не к гибели, а к частичному пробуждению сознания.
Главное, чего мы добились, - это разгром интеллигентской либеральной иллюзии. Это уже само по себе большое счастье. С этой точки зрения последние конструкции - вроде эксперимента над живым телом Михаила Прохорова - абсолютно бессмысленны. Ничего, кроме дорогостоящего фарса, из них не выйдет.
Теперь о стране, которой нет 20 лет. Что от нее осталось? Остался «остаточный» потенциал советской системы, который оказался на удивление огромен. Не мы тащим на себе останки советской системы: это останки тащат на себе нас. Тащить осталось еще лет 5 от силы. Это первое. Второе: осталось поколение, которое еще помнит ту страну, то есть оно помнит то, что воспроизводить не надо ни при каких обстоятельствах, и оно помнит иной масштаб жизни, задач, мышления, самоидентификации. Причем не только в России - может быть, яснее и больнее это ощущается там, где на это больше всего давят. В Молдове, Грузии, Прибалтике. Этому поколению осталось тоже лет пять в нынешней позиции. Потом придет другое - можно положиться на его генетическую память, но бог знает, что там эта память нарисует в мозгах катастрофного поколения. Наконец: лет пять нам еще осталось протянуть на дорогих энергоносителях. И все: дальше - осторожно, двери закрываются.
...По реванше. Почему при очевидно благоприятном социальном фоне, при спросе на реванш реванша не получилось? Чтобы был реванш, нужна полная и окончательная катастрофа. Ее не произошло. Вот царскую Россию возьмем: к 20 году от нее вообще ничего не осталось. Она практически была уничтожена. Германия после мировой войны была разгромлена, унижена и разоружена. Феномен же Советского Союза заключался в том, что наши победители решили, что все уже кончилось. К 99-му году они были уверены, что страна, проигравшая войну чеченским бандитам, не способна ни на что. Что ее ядерный и прочие потенциалы не представляют ни серьезной угрозы, ни серьезной задачи. Они могли бы нас тогда замочить, но из жадности они этого делать не стали.