За пять веков до Соломона

Николенко Александр

Ничего, сейчас забегаете. И думать забудете о царапинах от каменьев острых!

А вот и основные войска подтянулись. Сгрудились, толпятся, точь-в-точь как вожди накануне в шатре пылающем. Что же пора. Самое время. Треть воинов египетских одним махом уничтожить. А если боги милостивы будут, то и всю половину!

Застонал тихонько лук, натягиваясь до отказа, услышали левиты звук заветный. Со всех сторон тихий треск послышался, будто ветерок по пальмовой роще прошелся. Но знал Моисей, что от ветра этого уже через миг полсотни египтян с Осирисом повстречаются.

Что же, выбрать цель позаметнее.

Вон сотник грузный впереди вышагивает. Дыхание затаить и, да пребудут боги с нами…

* * *

Стрела была готова сорваться с тетивы, когда сотник вдруг повернулся и, закрывшись рукой от солнца, посмотрел в сторону Моисея. Нет, египетский военачальник разглядеть ничего не мог: лучи прямо в глаза били, слезу вышибая, но всё равно казалось, что под пристальным взглядом израильтяне, как на ладони.

А потом сотник руку от лица отнял, и у Моисея внутри все оборвалось.

Приплюснутый нос и бритый затылок на толстой шее он узнал бы из тысячи. Манитон! Вот кого он едва жизни не лишил!

И чтобы не было мало, египетский сотник закричал, задрав голову:

— Моисей, ты там?

Слова оглушили, мысли поскакали вразнос: он что, всё знает? Откуда? Как? Неужто среди евреев предатель завелся?

— Тихо, никому не стрелять! — опять шепотом, на этот раз слишком громко отразившимся от отвесных каменных стен.

Да и поздно уже тетивы спускать: египтяне по неслышимой наверху команде все как один прятались за огромными щитами. Не слишком умело, кое-где оставались торчать руки или ноги, а дюжине-другой египтян удалось бы и головы прострелить. Но о внезапном нападении можно было забыть.

— Моисей, я не очень против солнца вижу, но не может быть, чтобы ты такой ловушкой не воспользовался! Или я не Манитон, что с тобой в походы ратные ходил.

Скрываться не имело смысла, и Моисей неспешно поднялся во весь рост.

— Да, Манитон, от тебя не спрячешься!

— Моисей, поговорить надобно, пока горячие головы дров не наломали. Спускайся, потолкуем спокойно.

— Тогда давай в стороне от твоего и моего войска сойдемся. Один на один, без оружия.

Аарон привстал на колено, зашипел:

— Моисей, ты с ума сошел! Пристрелят тебя, что нам потом делать?

Моисей покачал головой:

— Не думаю. Скорее Манитон договориться хочет. Видать, неохота ему людей своих зазря на смерть посылать. Да и внутренний бог подсказывает, что можем мы еще миром разойтись. Но вы держите ухо востро и, если что не так, стрел не жалейте. Ясно?

— Да уж куда яснее, — буркнул Аарон. — Внутренний бог ему подсказывает, да…

* * *

— Рад тебя видеть, командир!

— И я тебя, Манитон. Выходит, прав ты был в догадках, что фараон вас против ушедших евреев направит?

— Выходит, прав. Хотя лучше бы ошибался.

Моисей пристально всмотрелся в лицо Манитона. Глаза в глаза. В черные, бездонные. Что-то увиденное там заставило молодого вождя вздрогнуть. Что это было? Лютый холод неминуемой смерти? Серебристый блеск непоколебимой решимости? Или черный огонь свирепой ненависти?

— Что ты задумал, Манитон? — сказал Моисей едва слышно. — Зачем меня позвал?

Сотник ответил не сразу. Поглядел по сторонам, покряхтел

по-старчески, хотя и не пожилой еще совсем, нет, в самом цвете сил и здоровья. Потом долго отряхивал красную пыль с одежды, зачем-то вытирал секач-хопеш, пока тот не засиял, словно зеркало. Моисей терпеливо ждал, ни словом, ни жестом не выдавая огромного напряжения. А внутри та еще буря бушевала. Что же тянешь-то столько? Давай же, давай!

Манитон словно услышал, поднял голову и, опять встретившись взглядом с Моисеем, начал:

— Перед выходом из Уасета долго с нами фараон беседовал. Рассказывал о коварстве рабов израильских, о том, что все беды лет последних их колдовством вызваны. Что не было у фараона выхода другого, кроме как изгнать евреев в пустыню подальше от селений египетских, чтобы чары израильские простым людям навредить не могли. А теперь вдогонку армию посылает с приказанием истребить всех рабов до последнего, чтобы навсегда угрозу от земли египетской отвести.

Манитон вздохнул и продолжил:

— И знаешь, Моисей, многие поверили. Но не я. Потому как помню крепко о Завете Аменемхата, да о том, как из Тысячников в Сотниках оказался. Потому и ушел вперед, чтобы с тобой с глазу на глаз поговорить. Услышать, что на обвинения эти скажешь. Теперь всё от тебя зависит. Если поверю Моисею больше, чем фараону, ни за что воинов египетских в бой против израильтян не поведу. Да и другим военачальникам это сделать не дам. Как — мое дело.

Неужто вот она — удача нежданная? Неужто удастся с миром уйти? Да ради этого Моисей на всё готов! Любое красноречие применить, чтобы воина старого убедить. И, похоже, дело это не очень сложным будет. Чувствует Моисей, что Манитон настроен больше ему верить, чем словам фараона. (Тут вмешался Воин из внутреннего мира: «А ну прекрати радоваться! Как желать правильно, помнишь еще?» Пришлось дышать шумно, чтобы сердца стук успокоить.)

А Манитон, казалось, не замечал ликования молодого вождя:

— Но вначале, Моисей, на три вопроса ответь. Прошу тебя, только правду. Ложь я сразу почувствую.

Ну что же, он готов. Голова ясная, тело расслаблено, напряжение собрано в комок в самом низу живота.

— Спрашивай, Манитон, всё как есть выложу.

— Сколько правды в том, Моисей, что евреи во всех бедах последних лет виноваты? Нет, не спеши, подумай сперва. Ведь и фараон, и жрец верховный в один голос твердят, будто волхвы израильские колодцы и каналы высушили, а собранную воду через год на поля выплеснули, так что сгнили и урожай, и надежды людские. Потом волхвы чародействами черными на землю египетскую комаров, жаб и мух напустили! А когда и того мало показалось, саранчу привели!

Моисей жестом остановил старого воина:

— А объяснил ли Рамсес, зачем это людям израильским нужно? Зачем столько горя земле, в которой живут, приносить?

Манитон кивнул, словно ждал вопроса:

— А то как. В армии у нас Сотниками да Тысячниками совсем не простаки служат. И на вопрос «Зачем?» фараону пришлось не раз и не два отвечать.

Моисей терпеливо ждал. Ровное дыхание и мягкая улыбка выдавали спокойную уверенность. Он уже знал, что скажет Манитону, знал, как убедит старого воина. Но вначале необходимо, чтобы Манитон сам произнес нужные слова.