За Россию - до конца

Марченко Анатолий Тимофеевич

— Но эта позиция — не более чем выжидательная, — ворчливо возразил ему Алексеев. — Люди растеряют боевой дух. Любая длительная оборона — смерть для армии: не успев родиться, она войдёт в стадию разложения и в конечном итоге перестанет существовать как реальная сила. Нет, только на Кубань, и никуда более!

Его поддержал Деникин:

— Алексей Алексеевич, безусловно, прав. Отдавая должное вашему предложению, Лавр Георгиевич, я тем не менее за то, чтобы идти на Екатеринодар. Город этот ещё не взят большевиками. Кубань располагает богатыми запасами продовольствия. А главное —

кубанское казачество, в отличие от донского, более активно настроено против советской власти, и, следовательно, нам будет на кого опереться. Армия, несомненно, получит большой приток добровольцев.

— Антон Иванович, вы совершенно не учитываете того обстоятельства, что всё происходящее сейчас на Кубани покрыто для нас мраком неизвестности! — пылко прервал Деникина Лукомский. — Между тем движение наше в задонской степи внушает немалую надежду на успех. Мы располагаем сведениями, что к зимовникам уже направились почти полторы тысячи конников во главе с донским казаком генералом Поповым. Они располагают пятью орудиями и сорока пулемётами. И готовы сражаться с большевиками.

— Несомненно, это новый очаг сопротивления Советам, — коротко бросил Корнилов.

— Однако необходимо учитывать, что в зимовниках мы с наступлением весны будем отрезаны половодьем Дона, а также ощущать постоянную угрозу, исходящую от железной дороги Царицын — Торговая — Батайск. — Деникин водил карандашом по топографической карте, разложенной на столе. — И как только все эти железнодорожные узлы окажутся в руках большевиков — мы попадём в ловушку. И тогда о пополнении добровольцами можно будет только мечтать. Совсем в духе незабвенного гоголевского Манилова.

— Ну, уж вы и за Гоголя ухватились, — усмехнулся Лукомский. — И почему вы считаете, что большевики не смогут взять Екатеринодар?

— Я ещё не привёл всех доводов в пользу похода на Кубань, — спокойно отреагировал Деникин, хотя его и задела язвительность Лукомского. — Согласитесь, степной район, куда вы предлагаете передислоцировать армию, а это как-никак пять тысяч ртов, очень уязвим во многих отношениях. Зимовники находятся друг от друга на значительных расстояниях, в условиях почти полного бездорожья. Жилых помещений — наперечёт. Где будут жить люди? Где они возьмут топливо? А главное — придётся раздробить более или менее цельную войсковую силу на мелкие отряды, которые будут находиться в отрыве друг от друга, не имея никаких средств связи между собой. И кто тогда помешает противнику разгромить нас по частям?

— К тому же, — добавил Алексеев, — степной район из всех видов продовольствия имеет в наличии лишь немолотое зерно да сено для скота.

— В Екатеринодаре мы сможем организовать работу по активному комплектованию Добровольческой армии, — продолжал Деникин. — Итак, первый вариант — идти в задонские степи — неприемлем, Второй — даже при том, что в этом случае мы идём на большой риск, особенно в силу того, что смутно представляем себе обстановку на Кубани, — всё же предпочтительнее. Если вы, Лавр Георгиевич, остановитесь на первом варианте — мы, безусловно, подчинимся вашему приказу. Но благоразумие подсказывает нам идти на Кубань.

Корнилов долго молчал. Он мысленно взвешивал

все «за» и «против». Кроме того, он не привык, чтобы его мнение, а тем более его планы кто-то оспаривал. И всё же сказал — хмуро и едва ли не через силу:

— Пусть будет по-вашему, господа. Завтра я отдаю приказ о выступлении. Цель похода — взятие Екатеринодара.

Деникин и Алексеев облегчённо вздохнули. Лукомский же только развёл руками, но ввязываться в новый спор не стал.

Армия — если её можно было называть армией, скорее, это была разношёрстная вооружённая масса, в которой полковники командовали взводами, — выступила в поход в последних числах февраля. И как она ни старалась избегать в пути вооружённых столкновений, без боев обойтись не удалось.

...Едва засветилось сырое туманное утро, как высоко над головами добровольцев разорвалась шрапнель. Пришлось принимать бой. Бывший командир Преображенского полка Кутепов повёл за собой офицерскую роту. На вороном коне в сторону противника проскакал вдоль колонны Марков. Чувствовалось, что его уже захватил дух предстоящей схватки.

В редеющем тумане прояснялись очертания станицы, откуда и вёл огонь противник. Деникин поднялся на ближний курган и вскинул к глазам бинокль. В окулярах проявились очертания свежевырытых окопов, которые опоясывали окраину станицы. У церкви — артиллерийская батарея. Орудия неспешно, видимо экономя снаряды, вели огонь по полевой дороге.

Деникин поморщился: станицу полукольцом огибала речушка, почти свободная ото льда, с топкими болотистыми берегами. Через неё так просто не перейдёшь, придётся обходить.

Корнилов уже понял это и двинул свой полк в обход станицы. Под огнём пулемётов противника юнкера сноровисто развернули, полевые орудия. Одна из рот, стараясь выйти из зоны пулемётного огня, бросилась вброд через речку.

Красные не выдержали, начали поспешно отступать, стараясь спастись от преследования. Корниловский полк, ворвавшийся в станицу через плотину, устремился в погоню, добивая отступавших.

Станица была занята. К группе офицеров, окруживших Деникина, подскакал Корнилов.

— Поздравляю, господа, с первой победой! — Генерал не скрывал радости.

— Запомним название этого населённого пункта. — Деникин как мог сдерживал свои чувства. — Это — Лежанка. На слух не очень благозвучно, но какое это, право, имеет значение? Главное — первая наша победа!

— Это как первая любовь! — громко и весело воскликнул кто-то из офицеров.

— Корнилов, не склонный к лирике, тем более сентиментальной, тут же осадил его:

— Про любовь пока забудьте, поручик. Впереди нас ждёт только ненависть.

11

Да, это был воистину Ледяной поход, и тот, кто первым пустил в словесный оборот этот вызывающий дрожь термин, проявил и смекалку и точность.

Целыми днями шли проливные дожди, которым, казалось, не будет конца и края. Было странно, что такие дожди лили в феврале и начале марта, когда по всем принятым в природе нормам всё ещё должен был идти снег.