За столбами Мелькарта
Шрифт:
С ужасом выслушали матросы рассказ Адгарбала. Гаула исчезла на горизонте. Взгляд Ганнона напрасно ловил её. Появление корабля в этих водах действительно казалось чудом. Не этот ли корабль они видели тогда на берегу? Не за ним ли они гнались, принимая его за «Сына бури»? Не его ли весло они нашли на острове Лесных Чудовищ?
Ночь чудес
В ночном море дрожал и переливался свет. [86] Среди
86
Свечение моря объясняется огромным количеством мельчайших живых организмов, скопившихся на небольшом пространстве.
Выйдя на корму, Ганнон решил проверить курс корабля. Небо было усеяно яркими звёздами. Они опустились так низко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Вон там, на севере, должен быть Большой Ковш. В прошлый раз Ганнон видел его у самого горизонта. Теперь его не было. [87] Глаза болели от напряжения. Нет и других знакомых звёзд. Где же Скорпион, Ворон, Дева? Как будто это Весы? Но раньше они были на юге, а теперь оказались на западе. Кто же это, как игрок в кости, разбросал и перепутал звёзды? Чья это злая шутка? Кому захотелось сбить их с пути. А где же звезда Синты? Сердце Ганнона защемило. Пока он видел эту звезду, он верил, что встретится с любимой.
87
В сентябре (когда карфагеняне перешли в Южное полушарие) Большая Медведица на небе не видна.
А что стало с луной? Она имела очень странный вид. Её рожки были повёрнуты вверх.
— Мидаклит! — крикнул суффет.
На палубу поднялся эллин. Молча посмотрел он на месяц и на мерцающие звёзды. Потом перевёл взгляд на искажённое ужасом лицо Ганнона.
— Этого следовало ожидать, — сказал эллин спокойно. — Мы спустились в другое полушарие.
— Ты хочешь сказать, что земля — шар?
— Да, это так! С тех пор как мы плывём на юг, известные нам звёзды меняли положение и наконец вовсе исчезли. Появились новые, незнакомые нам звёзды. Представь себе яблоко. Сейчас мы находимся в его нижней половинке. Отсюда открывается один вид на звёздный мир, но стоит…
Эллин не успел закончить фразу. Корабль содрогнулся от мачты до киля.
Первой мыслью Ганнона было: подводная скала!
— В трюм! В трюм! — закричал он. — Пробоина!
Но Мидаклит схватил его за руку.
— Смотри! — указал он на море.
С левого борта чернело что-то огромное, продолговатое. На палубе поднялся крик.
«Скала? — подумал Ганнон. — Но гаула цела и не идёт ко дну».
— Симплегады! [88] — закричал эллин. — Скала движется.
88
Симплег'aды — в греческой мифологии плавающие скалы, сталкивающиеся, когда между ними проплывает корабль.
Эллин был прав. Действительно,
— Чудовище! Морское чудовище! — раздался отчаянный вопль матросов.
Ужас приковал Ганнона к месту. Гаула наскочила в темноте на морское чудовище, и теперь оно, разъярённое, набросится на них, чтобы отомстить дерзким людям.
— Все по местам! — приказал Ганнон.
Очнувшись от оцепенения, моряки схватились за вёсла. Но чудовище не отставало. Оно приближалось к гауле. Если перегнуться за борт, можно увидеть длинное, чёрное, движущееся тело и огромную, словно срезанную пасть. В неё войдёт лодка средних размеров. Гиганту ничего не стоит одним ударом хвоста вышибить корабельное днище.
Гребцы выбивались из сил, но чудовище надвигалось на гаулу. Оно всё ближе и ближе.
Один из матросов подбежал к Мидаклиту и упал перед ним на колени.
— Спаси меня! — кричал матрос. — Спаси! Я хочу вернуться домой. У меня дети.
— Почему ты обращаешься ко мне? Что я могу сделать? — сказал эллин, недоуменно пожимая плечами.
— Ты можешь всё!
— Всё! Всё! — поддержали голоса сбежавшихся матросов.
— Ты съел ветер и заставил светиться море! — продолжал крикун. — Ты опутал на небе звёзды. Прогони же чудовище!
— Прогони! Прогони! — вторил ему хор голосов.
У Ганнона, наблюдавшего за этой сценой, лицо стало белее паруса. Он понял, что учителя принимают за могущественного волшебника и ему грозит смертельная опасность, если он не спасёт корабль. Мидаклит, казалось, и сам это понимал.
Отменявшись с Ганноном многозначительными взглядами, он подошёл к мачте, где висел корабельный колокол. И раньше, чем Ганнон успел опомниться, эллин рванул верёвку. Раздался глухой удар.
— Что же вы молчите, трусы? — крикнул он матросам. — Вы сами съели свой голос!
— А-а! — раздался вопль.
Колокол гудел в яростном исступлении.
Напуганное шумом чудовище повернулось и поплыло прочь, показав покатую спину и гигантский хвост. Матросы с ужасом смотрели ему вслед. Но ещё больший ужас был в их глазах, когда они, обернувшись, взглянули на Мидаклита. Теперь никто на корабле, кроме Ганнона, не сомневался, что эллин могущественный волшебник. Недаром он выходит по ночам и колдует над звёздами, нашёптывая им какие-то таинственные слова. Это он вызвал с морского дна чудовище, он же и прогнал его, когда захотел.
Назад!
Ночь казалась бесконечно длинной. Наконец наступил рассвет. Угрюмые матросы занялись уборкой корабля, починкой одежды. Двое вытащили из трюма черепаху и, опрокинув её на спину, стали с помощью топоров отделять нижний панцирь. Другие наблюдали за ними. Это была последняя черепаха на гауле. С ней кончались запасы мяса.
Около полудня Ганнон вышел на палубу. Он застал Мидаклита за странным занятием. Эллин заглядывал себе через плечо.
— Что ты ищешь, учитель? — поинтересовался Ганнон.
— Собственную тень! — отвечал эллин.
Приглядевшись, Ганнон убедился, что ни мачта, ни какой-либо другой предмет не отбрасывает тени.
Ганнон только махнул рукой. Можно ли удивляться, что исчезла тень, если пропали звёзды, мерцавшие тысячелетиями.
Но матросам исчезновение тени показалось страшнее, чем любое из совершавшихся на их глазах чудес. Они ощупывали друг друга. «Живы ли мы или уже сами превратились в тени? Тени не имеет только тень. Или мы попали в царство мёртвых?»