За свой счет
Шрифт:
– Но ведь Новый год вот-вот! Вы же обещали!
– Кто мог подумать, что люди такие безответственные. Не умеешь – не берись.
– Вы работали с ним или, по крайней мере, видели его обложки?
– Нет, но он сказал, что сделает.
– Как же можно было отдавать!
– Ваши книжки дешевле билета на метро…
– Что вы говорите такое! Вы ведь сами назначили цену. Разве я торговалась с вами?
– Но вы ещё ничего не видели. Может, подскажете ему, что подправить, и всё будет о кей. Поезжайте и звоните мне сразу же!
Я поехала
Дома здесь были все на одно лицо, серые и пятиэтажные. Номера раздавались им очень скупо, как будто думали – всё это временно, скоро все их снесут, как бараки, а на их месте поставят Дом. И вот тогда у него будет один номер, а весь десяток корпусов отпадёт за ненадобностью. Но временное – вечно, особенно у нас.
Целый час я ходила по колено в снегу от третьего корпуса к шестому, потом почему-то шёл второй. Бродила, как в лесу, и вокруг не было ни души.
И вдруг, неожиданно для себя, оказалась перед восьмым корпусом. Я даже остановилась от неожиданности – ведь мне был нужен именно он!
Грязная лестница, настенные рисунки в разных стилях – от клинописи до ретуши. Пятый этаж. Сломанные стулья у дверей.
На звонок выходит худой человек и следом – худая собака. Они удивительно похожи, даже взгляд одинаков, измученный и покорный.
Собака не кусается, подумала я. У человека, нарисовавшего ту девушку в автомате, не может быть злой собаки.
– Здравствуйте!
– Светлана? Николай. Долго же вы добирались. Входите, раздевайтесь. Не бойтесь, собака не кусается.
– Я так и поняла.
– Простите, я уберу с дороги свои деревяшки, это я тумбочку мастерю. Этим сейчас и живу, собственно, а оформление – это так, Рэна попросила.
– Вы её знаете? Она же сказала мне, что у неё нет вашего телефона…
– Да я только её и знаю, мы работали вместе в ведомственном издательстве.
– Ну, Бог с ней. Мне очень понравился ваш эскиз. Сразу видно, что вы прочли повесть, спасибо.
– Это вам спасибо, я сделал это с удовольствием. Но я не колорист, я график. Эскиз я сделал, а в красках не работаю, я так и сказал Рэне. А она – как получится, Светлана ничего не скажет, только показать ей надо, когда всё будет готово. А мне даже краски не на что купить. Они пообещали пятнадцать тысяч за две обложки. Какие сейчас можно краски купить на пятнадцать тысяч? И ещё я им сделал одну работу, печать поправил, нечёткая была. Тоже пообещали пятнадцать тысяч. Работу забрали, а деньги не отдают. Вы не можете дать мне хоть какой-нибудь аванс? Я просто голоден, и собака голодная. Вот, собрал бутылки, хотел сдать пойти, но вы позвонили…
– Коля, у меня правда нет денег, ни с собой, ни дома. Я всё им отдала, около шести миллионов.
– Что, всё сразу? Не буду вас пугать… Значит, они вас прислали за рукописями. Чтобы ни за ту работу не платить, ни за эскизы.
– Но этого не может быть! Я им только что заплатила наличными, вы позвоните им!
– Позвоните сами. Видите – с моего номера трубку не берут, у них определитель.
Мой взгляд повторил за ним тот же круг – железная кровать с зелёным суконным одеялом, один стул, стол, заваленный бумагами, заставленный разноцветными пузырьками и баночками.
Незаконченная тумбочка – высший класс! Начатые полки – просто шедевр! И молчаливая худая собака с терпеливыми глазами у дверей.
– Тронули вы меня. Беззащитный вы человек, а вам ещё такие сражения предстоят! Я художник, но посмотрите мои работы – вот и вот ещё. Техника безопасности на стройке – всё чёрно-белое, только у рабочего голубой комбинезон, сплошной. Я только так и умею работать. Двадцать лет это было нужно, а теперь – никому и ничего.
– У меня правда одни долги. Но я сразу же позвоню им со своего телефона. Не может быть, чтобы вам не заплатили. И спасибо вам!
Я прижала к груди свои драгоценные рукописи и эскиз девушки, который он мне подарил. Я так и несла всё это до самой остановки автобуса и только там спохватилась и переложила свою ношу в пакет.
Дома я бросилась к телефону:
– Толя! Толя! Что же это делается! Где вы нашли этого голодного художника с голодной собакой? И разве две обложки стоят пятнадцать тысяч? Чего можно было ожидать за такие деньги! И почему вы не платите ему? Он же просто голодный!
– Светлана, Светлана, не волнуйтесь! Он отдал рукописи, это хорошо. Оставьте их в Большом издательстве у Валеры, я их завтра заберу и отдам другому художнику. Он сразу же начнёт работать, я с ним договорился. А этот – зачем он брался, если не умеет? Так бы и сказал. И врёт он всё, врёт про пятнадцать тысяч.
– Толя, я обязательно должна видеть обложки до того, как они пойдут в работу.
– Какие вопросы!
Мне надо было отрабатывать деньги. Я брала в издательстве книги на реализацию, звонила на какое-то предприятие и предлагала распродажу. Шофёров было двое. Саша хмурился от количества книг, Олег ругался. Отличные были ребята, ни разу не забыли заехать и забрать нас, хоть в шесть часов вечера, хоть в семь.
Во время школьных каникул я договорилась продавать книги на ёлках в Доме композиторов, три сеанса в день.
По вечерам я звонила Толе. Он опять был в отъезде. А у Рэны в голосе появился металл:
– У меня нет телефонов художников. Это настоящие художники, они и мою книгу оформляют. Двенадцать картинок. А сейчас я сама рисую заголовки, чтобы они могли заниматься вашими обложками. Представляете? Они мне сами звонят. Мы им платим по пятьдесят долларов за обложку, это очень высокая цена, такие деньги платят только профессионалам. Моя приятельница говорит – зачем вы такие деньги платите? Любят люди чужие деньги считать! Как только позвонят художники, я им дам ваш телефон.