За тихой и темной рекой

Рем Станислав

Белый повернул голову в сторону двух повозок, что медленно катили вдоль улицы. В первой ехала Полина Кирилловна Мичурина. Во второй гремели сваленные кучей миски, кастрюли и другая кухонная утварь. Девушка, увидев молодого человека, вскочила на ножки, отчего едва не упала на сиденье, но, рассмотрев, с кем стоит Олег Владимирович, тут же присела и отвернулась. Впрочем, пока повозки не скрылись из виду, она то и дело оборачивалась, провожала взглядом Белого.

— Вскоре эта девочка превратится в шикарную женщину.

Белый не услышал иронии в словах Киселёва.

— Владимир

Сергеевич, — Олег Владимирович проводил взглядом удалившуюся повозку и облегчённо выдохнул. — В мою компетенцию не входит проводить расследование, связанное хотя бы с тем же зерном. Насколько я помню, сие находится в вашем ведомстве. Вот вы и разбирайтесь. Откровенность за откровенность. В столице я о ваших махинациях никому сообщать не стану. И не потому, что расчувствовался, просто, если я пойду в ваш департамент с докладом, мне придётся объяснять, почему я оказался в Благовещенске. Таких полномочий мне никто в Генштабе не предоставит. А потому вам беспокоиться не о чём. Другое дело, что лично мне неприятна, скажем так, ваша деятельность. Да, многие воруют. Но далеко не все! И Россия держится не на первых, а на вторых! Но это уже эмоции. Теперь вернемся к Бубнову, точнее — к убийству. И мне бы хотелось, чтобы с данной минуты вы были со мной откровенны. Говорите, на ограбление оно не похоже. Может, конкуренция? Вам никаких писем или угроз не поступало?

— Нет, — Киселёв покачал головой. — Я думал над этим. Исключено. — Владимир Сергеевич говорил уверенно. — Мы с Бубновыми сотрудничали более двух лет. И никаких поползновений против нас не было. Как вы понимаете, мне убивать компаньона нет резону. Хотя все сделки проводились под честное слово, а потому никаких бумаг. Ни подтверждающих мои слова, ни опровергающих.

— Враг мог убить Бубнова, чтобы завладеть информацией против вас.

— В виде шантажа? Но меня никто не шантажировал. Даже не пытались.

— А Бубнова?

— Смысл? Молоканин, кроме своего дела, ни во что посвящён не был.

— А если тот человек предполагал совсем иное?

— Нет, Олег Владимирович, — полицмейстер вновь покачал головой. — Не связано убийство с нашей деятельностью. Я это чую.

— Может, убитый стал свидетелем такого, что имеет отношение к последним событиям?

— Домыслы. Эдак можно черт-те что напридумывать, — Киселёв достал часы и, открыв крышку, посмотрел на циферблат. — Кстати, до начала спектакля всего полчаса. Вы же хотели посетить театр. В качестве актёра. Но, почему бы вам не посмотреть и представление? К тому же, скорей всего, и Анна Алексеевна там будет — до сих пор она ни одного спектакля не пропускала.

— Зря вы… — Белый с неприязнью посмотрел на Киселёва. — Какое это имеет отношение?

— Откровенность за откровенность. Если хотите скрыть свои чувства к госпоже Баленской, то начните с сей минуты. Впрочем, в ваших-то действиях как раз ничего криминального нет. В отличие от моих.

— Неужели так заметно? — тихим голосом произнёс Белый.

— Господи, да не смущайтесь вы. Дело молодое. Признаться, я вам даже завидую. У вас всё впереди…

Они

медленно шли по деревянному тротуару, не обращая внимания на редких прохожих.

— Думаете, — решился продолжить разговор Олег Владимирович, — после сегодняшних событий Анна Алексеевна захочет смотреть лицедейство?

— А почему нет? Ничего страшного не произошло. Кучер жив. И проживёт поболее нас с вами. А мадемуазель Баленская вся в папеньку. Тот театрал известный…

Белый посмотрел по сторонам. Никаких летних питейных заведений, как в Петербурге или Одессе, на улице Благовещенска не наблюдалось. Владимир Сергеевич махнул рукой, и к ним послушно подкатили полицейские дрожки.

— Вот что, господин советник. Едемте ко мне. Разносолом потчевать не стану, а вот крепенького чайку попьём.

Полина Кирилловна в досаде откинулась на спинку сиденья. Китайский, бумажный веер, оказавшийся под рукой, вмиг превратился в разноцветные лоскуты, разлетевшиеся в стороны.

И откуда взялся этот каналья, полицмейстер? Ну почему? Почему так происходит, что ты весь день ищешь встречи, придумываешь разные предлоги, ухищряешься, приводишь для себя мыслимые и немыслимые доводы, чтоб только оказаться рядом с этим… ангелом или чертом, а он преспокойно разгуливает в сопровождении полицейского! И не вскочи она с места, так и вовсе не обратил бы на неё внимания!

Кирилла Игнатьевич ждал возвращения дочери в гостинице, помог Полине Кирилловне спрыгнуть с дрожек и в восторге окинул её взглядом.

— Ишь как порозовела! Видимо, господа офицеры были щедры на комплименты.

Девушка отвернулась. Слёзы душили её. Боже, почему так вышло, что у неё на этом свете нет ни одного близкого человека? Родные есть, а вот близкого, кому можно было бы открыться, рассказать о наболевшем, нет. Другие могут у матери на плече поплакать. А ей и этого счастья не дано. Разве можно поведать отцу о разговоре с Рыбкиным? Или о том, как рвалось её сердце от тоски и жалости к себе, когда она смотрела на удаляющуюся фигуру Олега?

Полина Кирилловна вздрогнула. Олег! Как странно звучит. И такое родное имя!

— О чём задумалась, дочка? — Мичурин тронул руку девушки. — Али что не так?

— Да нет, папенька. Устала. — Полина Кирилловна сделала неудачную попытку улыбнуться, но обмануть отца не смогла.

— Может, и так, — недоверчиво произнёс Кирилла Игнатьевич. — Однако с капитаном поссорилась?

— При чём здесь капитан, папенька? — Полина Кирилловна отвернулась, но на этот раз слёзы сдержать не смогла.

— Кто посмел обидеть тебя? — купец обернулся к кучеру, но тот лишь пожал плечами. — Ежели не Индуров, то уж не хлюпик ли — поэт? Так мы ему быстро пыл урежем.

Кучер отреагировал на шутку хозяина громким смехом, что привело Полину Кирилловну в ярость:

— Замолчи, лошадник! — гневно прикрикнула на кучера госпожа Мичурина. — Или запамятовал, как розги спину гладят? Так неровен час…

Девушка вскинула заплаканное лицо и пошла в гостиницу. Кирилла Игнатьевич с восхищением проводил её взглядом.