За того парня…

Егоров Валентин Александрович

После чего Лаврентий Павлович задал свой последний вопрос в этом разговоре:

— Что происходит с людьми, научившимися мысленному разговору?

— Прежде всего, они долго живут. И только судьба или рок могут заглянуть или определить их будущее. — Честно ответил Артур Любимов.

После этого ответа Любимова нарком Берия легко поднялся на ноги и отправился к выходу из госпитальной палаты, но его усатая четверка осталась стоять в неподвижности за спинкой уже пустого стула, устремив свои взгляды в никуда. Лаврентий Павлович не стал открывать двери, а всем телом развернулся и снова осмотрел палату, затем осторожно коснулся сознания полковника Воробьева и долю секунды его изучал.

Здесь все было в порядке,

умный советский бесхребетный интеллигент, но он, как все обычные советские интеллигенты, погладишь его по шерстке, приблизишь к себе, и он будет тебе до скончания веков верно служить. Со старшим лейтенантом…. тоже все в порядке, надо будет только передать ему в командование свою службу телохранителей, а то совсем зажрались говнюки, только о себе и думают. Этот русский парень их так погоняет и так по ранжиру поставит, что небо в овчинку покажется. Затем Лаврентий Павлович попытался коснуться сознания этого, то ли немца, то ли русского, который, как ему вчера и разведчики, и кадры доложили и там, и там документально проходит, но его попытка провалилась.

Еще раз убедившись, что Артур Любимов выдерживает достигнутые договоренности, Лаврентий Павлович недовольно махнул рукой и приказал всем людям в этой палате перейти в активный режим. Четверка грузин затопала ботинками и в мгновение ока оказались за спиной своего шефа. Сержант Карпухин бессильно упал в кресло. Старший лейтенант Голубев опустил руку, вопросительно посмотрел на полковника, который в этот момент тер виски, словно пытался что-то вспомнить. За народным комиссаром внутренних дел тихо захлопнулась дверь палаты, он исчез вместе со своими телохранителями, так ни с кем не попрощавшись.

С того момента пошел третий день, отдел подготовил еженедельную обзорную записку и полковник Воробьев был готов ее передать наркому для согласования и коррекции. Но от наркома не последовало никакой реакции, он исчез, все эти три дня от него не было ни единой бумажки, ни единого распоряжения. Только по неизвестно от кого приказа старшего лейтенанта Сережу Голубева забрали из отдела и, закрыв его вакансию, перевели в распоряжение центральных кадров наркомата. А затем полковнику Воробьеву перезвонил сам генерал майор, начальник центральных кадров, и поинтересовался, куда он собирается сажать пятерых новых сотрудников, которых срочно перевели с Западного фронта. И снова тишина, причем, именно такая тишина, которая обычно наступает в природе перед сильной грозой.

Несколько раз Александр Николаевич пытался тишком связаться с Артуром Любимовым, но он ни разу не ответил на зов. А вход к нему в палату был на какое-то время полностью прекращен, четвертый этаж госпиталя был до упора забит бойцами в синей форме, а вместо боевых шлемов у них на голове были какие-то серебряные цепочки с серебряными же монетами на висках. Эти бойцы тщательно проверяли удостоверение полковника, но близко к палате Артура Любимова не подпускали, каждый раз после проверки документов эти бойцы говорили о том, что "пока не велено"!

Тогда полковник Воробьев попытался связаться с Артуром через сержанта Карпухина, но тот в ответ нес какую-то немецкую белиберду, после чего Александр Николаевич действительно начал сомневаться в том, действительно ли сержант Карпухин является русским человеком.

На третий день в отделе внезапно появились два дальневосточных особиста конвоира, которые доставили в Москву заключенного роттенфюрера СС Игоря Славина. Всего за пару недель пребывания в лагере роттенфюрер СС успел-таки превратиться в полного советского заключенного доходягу Гулага, которого подкармливали только из-за того, что он когда-то был эсэсовцем. Когда полковник Воробьев расписался о получении живым, слово здоровым Александр Николаевич лично вычеркнул, роттенфюрера СС Славина, тот почему-то заплакал, тут же упал в уголок полковничьего кабинета

на пол и, прикрывшись бывшей на нем рваной одеждой, мгновенно уснул со слезами, все еще продолжающими катиться из глаз.

Когда вечером этого же дня конвоиры в синей форме и с автоматами на груди доставили из изолятора в отдел медсестру Веру Глаголеву, то она ничем не напоминала красивую девицу хохотушку и страшно хотела есть. Увидев, как в углу кабинета эсэсовец Славин уничтожает вторую большую банку американских консервов, пожилая женщина, молча, подошла к нему, забрала из рук дюралевую ложку и ломоть хлеба, чтобы мгновенно расправиться с мясными американскими консервами. Красавица, комсомолка и лейтенанта НКВД Наталья Васильева, увидев эту картину, почему-то расплакалась и, вытирая слезы кулачками, стремительно убежала из кабинета.

Но от Лаврентия Павловича пока ничего не поступало!

Но все изменилось утром четвертого дня. Первым полковнику Воробьеву перезвонил генерал майор, руководитель центральных кадров наркомата внутренних дел и сообщил о том, что вчера Лаврентий Павлович подписал приказ о разворачивании его отдела в специальное управление при Генеральном комиссаре государственной безопасности. Что он, по-прежнему, остается руководителем управления, а его первым заместителем становится генерал-лейтенант Гаврилов, который прославился тем, что, будучи руководителем фронтовой контрразведки, недавно спас от покушения самого маршала Тимошенко.

Как только Александр Николаевич положил трубку, как снова раздался телефонный звонок, перезвонил сам Лаврентий Павлович. В это утро у него, по всей очевидности, было замечательное настроение, несмотря на то, что дела на фронтах день ото дня становились все хуже и хуже. Немного пошутив о погоде и ветреном характере женщин, нарком внутренних дел вдруг довольно-таки резко перешел к разговору о делах.

— Я знаю о том, что к этому времени ты должен был бы уже услышать о том, что твой отдел расширяется до управления и будет подчиняться только одному мне, но это дело второе. Вчера я встречался с Иосифом Виссарионовичем по главному вопросу, и мы договорились о том, что ты будешь третьим человеком в нашем государстве, который будет все знать о том, чем будут заниматься наши "инопланетяне". Ты будешь с ними поддерживать постоянную связь, будешь знать, где каждый из них находится и чем занимается. Одним словом на тебя, Александр Николаевич, ложится основная работа по обеспечению работой и поддержанию контакта с Артуром Любимовым и его людьми. А твои заместители должны тебя полностью освободить от другой работы, прямо не связанной с "пришельцами". Я сам за этим буду внимательно следить. Иосифу Виссарионовичу очень понравились материалы по фон Рунге, он посоветовал Игоря Славина готовить к внедрению в это новое управление немецкого Абвера, но это уж тебе, Александр Николаевич, лично самому решать, кого и куда направлять. Но Артур и Алексей пока будут сами определять свои личные планы на будущее, но в скором времени их пути-дорожки разойдутся. Поэтому заранее к такому готовься, тем более этим парням нужно подготовить новых бойцов помощников, чтобы они сами не теряли много времени на такие поиски.

— В принципе, у меня все, я все тебе рассказал, успел тебе выболтать все государственные секреты, так, что цени и уважай меня за такую храбрость. Да, чуть не забыл, Артур Любимов сегодня утром покинул госпиталь и Москву, на следующей неделе он с тобой свяжется и проинформирует о том, где находится. В ближайшее время сержант Карпухин отправится для продолжения службы в немецком вермахте, но это уже ты будешь готовить. Это меня на радостях от удачно проделанной тобой и твоим отделом работы так понесло, что остановиться не могу. И последнее, возвращаю тебе обзорную записку с личной резолюцией Иосифа Виссарионовича Сталина, храни ее в своих управленческих архивах.