За тридевять земель
Шрифт:
— Почему ты его Боцманом называешь? Это не Боцман, это Мих. Или Мах. Горынычев внук младший. Или правнук.
Дракон положил морду на подоконник, отчего тот громко треснул, и уточнил:
— Давно пора бы узнавать. Я — Мих. Видите синее пятнышко слева, — и он смешно зашевелил носом.
Дядька Мирон подошёл, поколупал пятнышко пальцем, и с сомнением заявил:
— Ну, его и нарисовать не долго. Знаю я вас с братцем, только бы людей дурить. Ты чего заявился?
— Как чего? За данью.
— А ничего
Предполагаемый Мих меланхолично уточнил:
— Так уже завтра. Как полночь наступила, так вот он и я.
Он повращал глазами, уставился на Василису и страшно зарычал:
— Пооолночь! Время нееечистииии!
Получив по морде полотенцем от дядьки Мирона, Мих убрал голову и уже со двора нормальным голосом позвал:
— Ну, выходите уже. А то я весь день как оглашенный мотаюсь, ты, дядя Мирон, последний. Хоть отдохну у тебя немного. Я там по дороге кабанчика прихватил, может, зажарим? Слушай, а у тебя в зале — не та ли девица, что у Тави котёнка украла и отравить хотела?
Волк уже привычно закатил глаза и подтолкнул Василису к выходу:
— Иди уж, несчастье моё, знакомься с главным местным хулиганом.
Но девушка в подталкиваниях не нуждалась — вихрем вылетев на крыльцо, она с отвращением оглядела зелёно-коричневую тушу с одной головой и крошечными крылышками, подскочила к зверю и изо всех сил ударила кулачком куда достала:
— Что ты врёшь, чудище поганое! Когда это я кого травила?
Ошарашенный Мих отодвинул лапу, в которую пришёлся удар, и начал оправдываться:
— Ну, все так говорят. Схватила, утащила и какую-то отраву в рот засунула.
Василиса оскорбилась:
— Никуда не утаскивала, просто погладила — а нечего такого маленького ребёнка одного в лесу бросать. И не отраву, а колбаску. Сейчас покажу…
Она метнулась в трактир и через минуту уже вышла, на ходу копаясь в своей сумке. Вытащила из упаковки предпоследний кусочек, засунула в рот, прожевала, пытаясь изобразить неземное блаженство, проглотила и торжествующе заявила:
— Вот. Никакая не отрава, нормальная колбаса, ну, дешёвая, так мы всю жизнь её едим.
Волк с Ренаром одновременно скривились, а Мих протянул лапу, выхватил колбасу, заглотил вместе с упаковкой, повращал глазами и выпустил струйку пламени с отчётливым ароматом горелого пластика:
— М-да, конечно, не отрава, но мерзость порядочная. Понятно, почему ты тощая — таким питаться.
Волк отчётливо ойкнул, но Василиса, вопреки ожиданиям, не разозлилась, а развеселилась. Усевшись на ступеньку, она пригорюнилась, и проникновенно запричитала, явно пытаясь интонациями подражать Ренару, хотя и не очень успешно:
— Бедные мы с тобой, несчастные. Одна тощая и незадачливая, да другой — маленький, зелёный, глупенький. А откуда у меня фигуре-то взяться, если гадость
Резко встав, Василиса обвиняющим жестом ткнула в Миха пальцем и грозно спросила:
— Где ещё две головы потерял? Или оторвали за хулиганские выходки?
Юный змей, слушавший Василису с приоткрытой пастью, аж отшатнулся:
— Окстись, бесноватая! Откуда бы у меня трём головам взяться? Это только у Змея свет Горыныча их три, а у нас всех, детей-внуков-правнуков — по одной. Только у тётки двоюродной две было, так она, как отправилась путешествовать бог весть когда, так никто её и не видел.
Трактирщик, наблюдавший за представлением с крыльца, засмеялся глубоким басом, и предложил всем перебраться за уличный стол, а он сейчас с угощением расстарается, Михова кабанчика только разделать, и знатный шашлычок можно наладить.
Василиса страдальчески закатила глаза и заявила, что столько есть нельзя, ведь только что из-за стола встали. Но мужчины её не поддержали: Ренар погнал трактирного молодца за дровами, а Волк тут же предложил безвозмездную помощь в свежевании и разделке добычи.
Мих ушлёпал за дом, опаливать кабанью шкуру, а Ренар уселся рядом с Василисой за врытым под яблоней столом, и устало вздохнул:
— Да уж, насыщенный денёк выдался. Ну, что, разобралась со своими монетами?
Девушка неуверенно пожала плечами:
— Вроде бы. Только не совсем поняла: их что, и отнять могут?
— Могут. Только никто не станет этим заниматься — бессмысленно. Если отнимут — у тебя монеты не станет, а у грабителя ничего не прибавится, не станет она у него работать. Только если добровольно отдашь — ну, продашь, подаришь, обменяешь. Что силой отнимут — этого можно не бояться, а вот что выманят — тут да, поосторожнее нужно.
Василиса вздрогнула:
— Значит, если бы я трактирщику монеты отдала…
— Именно тот случай. Тебе — платья, а ему — прибыль немереная.
В задумчивости Василиса вытащила из сумки блокнот и начала в неестественно-ярком лунном свете рассматривать стрелки и кружки на единственном уцелевшем листке. Затем она заинтересованно спросила:
— А на время кому-нибудь отдать можно, с возвратом? Ну, как бы в аренду?
Ренар развеселился:
— Вот что значит грамотный земной подход. Только местные давно до этого додумались. Даже целое Уложение, всеми странами принятое, сочинили. Я его как-то полистал — всё, до последнего чиха, прописано. Первая глава — самая длинная, про порядок перемещения, статей сто, не меньше, а вот про аренду — вроде бы шестая, не помню. Посмотри сама на досуге. Сейчас больше половины обозов на арендованных монетах ходит, а владельцы только прибыль подсчитывают.