За тридевять земель
Шрифт:
– Агнешка сказал, что женщина из леса просила тебя не смотреть в видениях в Колодец, – наконец проговорил Мухома, и за столом воцарилось молчание. – Я не знаю, о каком Колодце толковал Агнеша, но…
– Что «но»? – едва дыша, спросила Василиса.
– Та женщина в лесу говорила Агнеше, что он заставит тебя смотреть, – ответил Мухома. – Ума ни приложу, о ком тут речь и что это за Колодец. И вот когда он наберётся сил, он понудит тебя смотреть, и ты должна не отвечать на его зов. Ибо если ответишь, то… – Заяц не выдержал и замолчал.
– Если я отвечу, то меня заберёт Мор, да? – закончила за Зайца Василиса, и Мухома кивнул.
– Околесица
– Ещё какая, – нахмурился Белозёр, обеспокоенно глядя на названого сына.
Василиса положила приборы и закрыла лицо руками. Веслав, невзирая на этикет двора, обнял жену.
– Я никому тебя не отдам, – заверил он Василису, но она только покачала головой.
– Если бы я тогда по-настоящему умерла, этого бы не было, – тихо сказала царица, и Гоенег всплеснул руками. «Отец Сварог!» – прошептал Белозёр, схватившись за сердце. Яра и Фросья ахнули. Ясна попробовала удивиться, как и взрослые. – Равновесие сил было бы сохранено: погибла Агния и должна была погибнуть я.
– Что ты говоришь, родная?! – ужаснулся Веслав. – Никогда так не говори! Даже Птицы спустились помочь тебе, твоя жизнь – дар Богов! И… я бы никогда не стал царём, не будь тебя рядом. Если бы ты тогда погибла, я бы ушёл к волхвам.
– Да, дочь, – кивал Гоенег, – послушай мужа, он дело говорит! И как ты можешь так думать, что тебе надо было… – Гоенег запнулся, – умереть?
Василиса опустила руки и посмотрела на собравшихся за столом родных. Тёплые свечи освещали просторный зал трапезной, играли музыканты и слуги подносили новые яства. Но казалось царице, будто ледяной холод её видений, что мучали её ночами, витает даже в Теремном Дворце. Она обернулась на мужа, который хмуро смотрел на неё, и попыталась улыбнуться.
– Я не прыгну в Колодец, обещаю, – заверила Василиса Веслава, и царь крепко сжал её ладонь. – Я не буду внимать Песне Мора.
– Подождите, – проговорил Яромир, – то есть то, что поведал Заяц, – не сказки мальчика, который наелся в лесу мухоморов?
– Папа, мухоморы не едят! – поправил отца Любозар, но Яромир, хмурясь, смотрел на Василису.
– Нет, – ответила ему Василиса. – Я вижу те сны, о которых говорит Мухома. – Царица посмотрела на замершего Зайца. – Это Колодец Мёртвого Града, который находится на Севере. К стене того Колодца Мор приковал цепями Драгослава. Кощей теперь слуга Неяви и царь Мёртвой Страны.
– Что? – хором спросили все, кроме Веслава, который сидел, понурив голову. Торжественный обед в кругу близких, которым царь хотел поднять настроение жене, только больше тяготил душу. Но, думал Веслав, Василиса хотя бы расскажет о том, что видит, остальным. И кто знает, может, Боги явят через кого-нибудь ответ. Даже Мухома принёс весть от самого Индрика, а это вселяет надежду на то, что Боги ещё помнят о людях.
– Я видела пленённого Кощея, – со вздохом ответила царица. – Его спас Мор. И Кощей звал меня.
– Отец Сварог… – еле вымолвил Заяц.
– Папа? – тоненьким голоском поинтересовалась Ясна, но Фросья приложила к губам палец, призывая дочку сохранять молчание. Ясна вновь спряталась за мать.
– Перун Всемогущий, – прошептал Белозёр, хмуро глядя на Веслава. Какие же ещё испытания Боги преподнесут и так натерпевшемуся от них сыну?
– Что же ты молчала, дочь?! – воскликнул Гоенег и укоризненно посмотрел на Веслава. – И ты, царь-батюшка, потакаешь ей! Такие вещи надо сразу говорить, к волхвам обращаться!
– Мы
– Хоть и стала ты царицей, а разума не набралась…
– Даже твои снадобья не помогли мне, отец! – печалилась царица. – Правильно Агнешка передал – только мой дух способен защитить меня.
– Позволь нам помочь тебе, – обратился к жене Веслав. – Не закрывайся от нас.
Василиса посмотрела во встревоженные глаза мужа: как бы она хотела, чтобы он был в силах ей помочь. Но Веслав не видел её снов, он не чувствовал того холода, который сковывал её сердце. Царь не ощущал силу Неяви, как она: Веслав никогда не умирал. С тех пор, как начались видения, Василиса поняла, что после того, как душа покидает тело, она становится иной. Её душа вернулась в тело из оберега, но этого было довольно для того, чтобы почувствовать дух Неяви, холод и одиночество вечности. Царица кротко кивнула мужу только потому, что любила его. Но Василиса знала, что ей никто и никогда не сможет помочь: никто из живущих не чувствовал студёного ветра от взмахов крыльев смерти.
– Я буду обо всём говорить, – заверила близких царица, но Веслав продолжал хмуро смотреть на жену. Такие обещания Василисы не сулили ничего хорошего: царь боялся, что она и ему перестанет рассказывать о снах.
– Давай обратимся к Великому Волхву за советом, как твой Дух укрепить в борьбе с Неявью? – предложил жене царь.
Василиса вновь покорно кивнула и обвела взглядом близких людей. Несмотря на тоску, в которую погружали Василису видения Мора, царица радовалась тому, что её родные собрались вместе. Как в те беззаботные времена, когда они ещё жили простой деревенской жизнью и сидели не за царским, а за деревянным столом, а сама она, Василиса, пекла для них блины и хлеб. Теперь, кажется, она понимала Веслава, который всегда стремился к тихому бытию. Но…
– Если Боги передали нам весть о том, что Драгослава спас Мор, значит, дадут и силы и вновь направят нас на путь. – Василиса попыталась улыбнуться. – А теперь давайте оставим мысли о Кощее в стороне Неяви.
– Вот теперь я узнаю свою дочь, – улыбнулся Гоенег, и Василиса тепло посмотрела на отца.
– Силам Неяви не одолеть Свет, – уверенно сказал Белозёр, глядя на Веслава и Василису, которая кивнула свёкру.
Слуги принесли новые блюда, и мальчик-служка доложил о том, что артисты прибыли ко двору. Василиса удивлённо взглянула на мужа, но Веслав, пожав плечами, дал разрешение приглашать артистов.
Музыканты закончили играть, слуги отворили двери, и перед царём и его близкими предстали девушки в белых с широкими алыми поясами платьях и кокошниках с фатой. Девы поклонились царю и царице в пол и встали перед музыкантами, вытянувшись, как струнки.
Заиграла музыка, и девушки стали танцевать. Их движения были плавны, легки и грациозны, подолы платьев поднимались, открывая худые ноги, украшенные лентами танцевальных туфелек. Вначале танец был мягким и нежным, но музыка убыстрялась, вместе с ней и быстрее кружились в хороводе танцовщицы, которые теперь будто плыли над полом. Прозрачная фата кокошников летела за девами, словно ветер, и плясуньи непринуждённо исполняли сложные па, танцуя слаженно, все как одна. Когда музыка достигла своего апогея, девы закружились в быстрых поворотах, юбки их платьев поднялись, сделав девушек похожими на цветы. Музыка, громыхнув, внезапно оборвалась, и девы тут же замерли, будто статуэтки.