За тридевять земель
Шрифт:
— Да.
— Но ты не можешь! Даже если ты не хочешь меня…
— Я хочу тебя. Зачем, по-твоему, я вернулся? Я заставил себя пойти на запланированную встречу. Сказал себе, что это будет лучшим решением. Но я не мог. Я не мог допустить, чтобы ты пережила то же, что твой отец. Я провел все свое детство, не зная, почему меня не любили, пытаясь заслужить одобрение отца. Я думал, что это была моя вина, что я сделал что-то, что заставило его ненавидеть меня. Это сломало мне жизнь. Я не могу быть для тебя тем, что тебе нужно. Я не тот
— Но ты сможешь научиться!
— Нет, — сказал он. — Не думаю. Представляешь, какая мысль пришла мне в голову, когда я узнал, что у Джорджа три приемные дочери? Я решил, что это из-за меня, потому что сын у него уже есть. Я думал, что это твоя мать не могла иметь детей. Абсурдно, не правда ли?
— Нет, — с нежностью сказала она. Заглянув ему в глаза, она прошептала: — Но ты не можешь провести всю оставшуюся жизнь, презирая самого себя.
— Не презирая — защищая.
— Но что это за жизнь?
— Жизнь, которая никому не причинит боли.
— Но ты не можешь решать за других, — настаивала Абби. — Жизнь — это риск. И у всех есть право на ошибки. Так мы учимся. — Тот факт, что ей потребовалось четырнадцать лет, чтобы чему-то научиться, Абби предпочла не упоминать. Она подняла руку и погладила его по щеке. — Сэм, ты говоришь неразумные вещи. И у меня есть право решать самой. Ты можешь предупредить меня, напугать, очертить границы, но ты не можешь указывать мне, как любить тебя.
Он хотел оттолкнуть ее руку, но передумал и вместо этого прижал сильнее к своей щеке.
— А может, это себе самому ты не хочешь причинять боль? Этого ты боишься?
— Думаю, я боюсь того, что случится, если я когда-нибудь займусь с тобой любовью, — сказал он.
Внезапно ей стало жарко, по телу пробежала дрожь, она прикоснулась к его шее и поняла, что он тоже дрожит.
— А что может случиться? — прошептала она, чувствуя, как тепло разливается в груди, а сердце бьется все быстрее и быстрее. В горле пересохло. — У тебя будет инфаркт, если ты будешь подавлять свои чувства, — хрипло сказала она, прижимаясь к нему.
— Я удивляюсь, почему он не случился у меня несколько месяцев назад. Абби…
— Просто поцелуй меня, — взмолилась она. — Всего один поцелуй!
— Ты уже говорила это раньше.
— Тогда позволь мне поцеловать тебя. Я осторожно, — добавила она с искорками смеха в глазах.
Она приподнялась на цыпочки, закрыла глаза и коснулась губами его рта. Тело Сэма дернулось, но в следующее мгновение его руки уже крепко прижимали ее к себе, а горячие губы настойчиво прижались к ее губам.
Застонав, Абби еще крепче обняла его, отвечая на поцелуй. Она никогда его не отпустит.
Все накопившееся отчаяние и жажду вложила она в этот поцелуй, дикий, страстный, бесконечный. Ее пальцы запутались в его волосах. Его руки так крепко сжимали ее, что могли сломать что-нибудь. Казалось, что
А потом он остановился.
Абби открыла глаза. Сэм стоял неподвижно, напряженно, с закрытыми глазами. Его дыхание было прерывистым.
— Сэм…
— Нет, — застонал он.
— Да, Сэм. Я хочу, я очень хочу тебя, — взмолилась она. — Не говори «нет». Тебе будет хорошо со мной. Я обещаю.
— Я знаю это, черт побери!
— Тогда займись любовью со мной, пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста.
Он вздохнул еще раз и открыл глаза.
— Не проси, — сказал он. — Никогда не проси.
Одним резким движением он сорвал с себя рубашку, скинул туфли и начал расстегивать брюки.
С широко раскрытыми глазами, словно в тумане, все еще боясь, что он передумает, она сняла с кровати сумку и косметичку. Потом откинула покрывало.
Он посмотрел на нее. Прижал к себе и в одно мгновение раздел ее и прижался к ее губам.
Абби не было больно. Она всегда думала, что в первый раз бывает больно, но ей не было больно. Хотя это вряд ли можно было назвать любовью, слишком отчаянно голодными были они оба. Это было освобождение, которого они так страстно ждали. Абби никогда не подозревала, что открыться другому человеку, открыть ему свое тело, свои эмоции, свои чувства так прекрасно. И так пугающе. Когда ты теряешь контроль над своими чувствами к другому человеку. Мог наступить конец света, а она бы даже не заметила. С четырнадцати лет Абби жила сама по себе, никому не открываясь. А теперь все эти чувства принадлежали ему. И это пугало ее. Но она сама хотела этого.
Он лежал на спине, закрыв одной рукой глаза, она повернулась к нему.
— Сэм?
— Да, — его голос был хриплым.
— Не надо ненавидеть меня.
Он убрал руку и взглянул на нее.
— Я не ненавижу тебя… Но и собой не горжусь.
— Это уже прогресс, — Абби застенчиво улыбнулась.
Выражение его лица смягчилось, он прижал ее к себе.
— Это было впервые для меня, ты же знаешь.
Он застыл, беззвучно выругался и повернулся к ней лицом.
— Впервые?
— Да, — стыдясь, призналась она. — И я хотела, чтобы это был ты. Извини, я не встретила никого, кого бы полюбила, до тебя. А я не хотела заниматься этим просто так… Я, наверное, была единственной двадцативосьмилетней девственницей на свете.
Перестань болтать, Абби.Она не смотрела на него — не была уверена, что хочет видеть выражение его лица. Но мужчины должны быть польщены в таком случае или нет? Правда, Сэм не был как все, и с ним она не могла быть ни в чем уверенной. Он лежал неподвижно, и она собралась с силами и взглянула на него. Он смотрел на нее. А потом засмеялся.