За туманами Большой реки
Шрифт:
Старую березу от корней до вершины охватило пламя и тут же погасло. Береза стояла, как и прежде, но была черна.
– Убило! Витю молнией убило, – закричал кто-то взрослый.
Все бросились к березе…
Мальчик лежал на земле лицом вверх, с открытыми глазами, на губах его замерла загадочная улыбка. Витины руки были раскинуты, и на правой ладони
Воспитанника детдома, Витю Черемисина, хоронили, оплакивали всей деревней. Детский дом надолго притих: ни смеха, ни громких разговоров. Смерть товарища потрясла всех и надолго повергла в печаль.
…Казалось, что и обугленная старая береза Берегиня закончила свой жизненный срок. Недели две она стояла на берегу, словно скорбила всем своим траурным видом по несостоявшейся юной жизни. Но неожиданно из-под обугленной коры стали пробиваться зеленые росточки, и скоро вся она покрылась веселой зеленой листвой…
Люди не уставали удивляться чуду, произошедшему с погибшей было Берегиней.
А учительница Римма Ивановна рассказала, что у каждого дерева есть потаенные спящие почки, которые в случае гибели первых, придут к ним на замену и не дадут дереву погибнуть.
Так и у людей. Как бы не опалила страну война, завтра на смену старшему поколению придет новое, полное сил и энергии.
Лето – припасиха
Чуть свет – над Николаевкой голосят петухи. А вслед за петухами застучат молотки по косам, раздастся дробь пастушьей барабанки, и наполнится улица мычанием, овечьими и козьими голосами, бряканием ботал, воркунцов…
Радостное, полное надежд лето.
У детдома двор тоже пополнился скотиной. Две лошади, вернувшиеся с войны по ранению, четыре коровы, телята, свиньи.
Коров с телятами надо гнать ранним утром на пастбище в общее деревенское стадо.
Ваня с Шуркой Синицыным, Толей Мишеневым шагают по дороге следом за стадом, ощущая ногами и холодок утренней росы, лежащей поверх пыли,
Стадо паслось на речном наволоке, где обильно росла густая трава, осыпанная росой и расцвеченная желтыми, лиловыми, красными, синими цветами.
– Вы поглядите, какая красота! – сказал Ваня, обращаясь к друзьям. – Все многоцветье нашей родины тут.
– Одного цвета нет, – возразил Толя.
– Зеленого?
– Нет. Черного, – отвечал Мишенев.
– И правильно, что нет, – сказал Ваня. – Черного и так много. Война.
И ребята побежали дальше, к Попову гумну. Они скинули на ходу штанишки и попрыгали в дымящий туманом омут.
У Попова гумна была глубокая подбережица, вымытая течением, и в бесчисленных норах ее водились раки и скользкие головастые налимы.
Ваня открыл глаза. В зеленоватой воде видны были стебли водорослей, которых раскачивало течение, проплывали рядом стайки мелких рыбешек. Вот и рачьи норы, которые обживали по-хозяйски налимы, ища прохлады…
В первой его цапнул клешней рассерженный рак, а во второй Ваня нащупал скользкую голову большого налима. Но вытащить его он не смог, не хватило воздуха. Ваня вынырнул, Шурка Синицын был уже на поверхности. Он держал здоровенного налима, который обвился вокруг его руки.
Мальчики сделали из прутьев ивы куканы и снова нырнули в омут.
Права была баба Сима, говорившая, что летом рыба сама на сковороду прыгает.
Скоро Ваня поймал налима, потом Толька… Потом были еще и еще налимы…
Тольку оставили на наволоке со скотиной, а Ваня с Шуркой, сгибаясь под тяжестью добычи, побежали прямым ходом на кухню.
– Ребята! Вот это молодцы! – заохала повариха тетя Аня. – Вот это приварок. Да мы сейчас такую уху сварганим, – пальчики оближешь… Уж мы порадуем ребятишек!
…Летний день – год кормит. И это настоящая правда. Начиная с самой весны, детдом, как настоящий муравейник, трудится с утра и до позднего вечера.
Конец ознакомительного фрагмента.