За век до встречи
Шрифт:
Кроме того, старшие сыновья Летиции были неимоверно грубы. Арлетта не раз слышала, как Артур в глаза называл мать «глупой старой коровой», и недоумевала, почему Летиция не выпорет наглецов и не посадит их под замок каждого в свою комнату.
Муж Летиции Энтони вскоре после войны получил еще одно повышение и работал теперь в брюссельском отделении своей компании. На этот раз, однако, семью с собой он брать не стал, хотя приезжал в Лондон не чаще одного раза в месяц. Арлетта с ним еще не встречалась, но видела его фотографию. У мистера Миллера были толстые, как у хомяка, щеки, тонкие, словно нарисованные карандашом, усики и начинающие редеть черные волосы, и Арлетта терялась в догадках, как такая красавица, как Летиция, могла выйти за человека со столь заурядной внешностью. Сама Летиция, впрочем, всегда говорила о муже с
Сейчас старший из мальчишек Летиции смотрел на Арлетту с противоположной стороны коридора с такими высокомерием и надменностью, словно ему было не шестнадцать, а как минимум вдвое больше.
– Зачем ты носишь этот дурацкий жакет? – спросил он вдруг.
Арлетта машинально опустила взгляд, чтобы взглянуть на упомянутую деталь своего туалета. Она была в полном недоумении, с чего бы Генри вдруг вздумалось обсуждать с ней ее одежду. Нормальный жакет… Немного старомодный, быть может, и, уж конечно, не такой шикарный и богемный, как те платья, которые носила Лилиан, но ничего «дурацкого» она в нем не видела. Такой жакет вполне могла бы надеть и Летиция.
– Что ты имеешь в виду? – спросила наконец Арлетта.
– Я имею в виду, что он просто нелепый! – выпалил мальчишка. – Тебе сколько лет?
– Двадцать один, – ответила Арлетта, правда – несколько неуверенным тоном. С тех пор, как на вечеринке по поводу дня рождения Лилиан, на которой один из тостов был поднят в честь ее двадцатиоднолетия, прошло меньше двух недель, и она еще не привыкла к тому, что стала на год старше. Кстати, Генри на вечеринке присутствовал; Арлетта помнила, что он был в группе гостей, пытавшихся, по традиции, тянуть ее за уши.
– Ах да, конечно. Я и забыл, – сказал он. – Просто ты так одеваешься, что выглядишь намного старше.
Арлетта снова покосилась на себя. Бутылочно-зеленый жакет с поясом, длинная юбка из сине-зеленой шотландки, темные чулки, туфли из зеленого бархата и шифоновый шарфик глубокого синего цвета… она была уверена, что выглядит очень неплохо – элегантно, стильно, модно. Силуэт, по всяком случае, был вполне современным – она сама выбрала его в одном из бесчисленных модных журналов, которыми был завален дом Летиции. Так какого же дьявола?..
Она так и не нашлась, что ответить. Поджав губы, Арлетта повернулась и зашагала прочь.
– Эй, извини! – самым небрежным тоном бросил ей вслед мальчишка. – Я не хотел тебя расстроить…
– А я и не расстроилась! – прошипела Арлетта в ответ, даже не замедлив шаг, хотя глаза ее защипало от подступивших слез. Нет, она не заплачет, ни за что не заплачет. Она не позволит себе до такой степени унизиться перед шестнадцатилетним сопляком. Даже на похоронах отца она не проронила ни слезинки, хотя смотреть на него ей было страшно: лежащее в гробу тело было собрано буквально из кусков. Сотрудники похоронного бюро сделали все, что могли, и все равно двух пальцев на руке, ноги и половины лица не хватало, но Арлетта все равно не заплакала. Не заплачет она и теперь. Вместо этого она будет презирать этого юного мерзавца всеми силами души и приложит все силы, чтобы отныне и Генри, и оба его братца взирали на нее с немым восхищением и священным трепетом. В том, что это у нее получится, Арлетта ни секунды не сомневалась, ибо она уже нашла работу младшей продавщицы в роскошном универмаге на Риджент-стрит. Универмаг назывался «Либерти» и был похож на сказочный дворец с башенками, балконами, деревянными панелями и сверкающими витринами в свинцовых переплетах. Улыбчивая заведующая секцией по имени миссис Стампер, принимавшая Арлетту на работу, побеседовала с ней в подсобке и была очень любезна. Миссис Стампер даже сказала, что Арлетта – очаровательная юная леди, что продавщицу с такой внешностью и манерами она давно искала, и добавила, что выйти на работу Арлетта сможет уже на следующей неделе, что платить ей будут пять шиллингов и шесть пенсов и что рабочая суббота у нее будет не чаще, чем раз в месяц.
С тех пор Арлетта не ходила, а летала. Впервые в жизни она отправилась на собеседование и вот, пожалуйста – сразу получила работу! И не просто работу, а Работу
Эта мысль вызвала у нее на губах улыбку, и она зашагала дальше, горделиво вскинув голову и расправив плечи под бутылочно-зеленым жакетом, который, право же, был вовсе не плох. В ее жизни слишком долго ничего не менялось; все годы, пока шла война и после нее, пока весь мир замер, погрузившись в траур или зализывая раны, Арлетта буквально сходила с ума, влача однообразное и скучное существование на затерянном среди волн острове, но теперь все было по-другому. Она наконец-то ухватила свою судьбу за гриву, взнуздала, как взнуздывают норовистую лошадь, и готова была усесться на нее верхом, чтобы настичь ускользающее будущее.
Наконец-то, думала Арлетта. Наконец-то она будет жить настоящей, полной жизнью!
12
С кисетом и стаканом воды в руках Бетти вышла на площадку пожарной лестницы. Вечер был сырым и теплым. Стояла весна, но казалось, будто на дворе сентябрь. Воздух между домами был насыщен влагой и запахами готовящихся в ресторанной кухне блюд.
Скрутив сигарету, Бетти с наслаждением затянулась, глядя на понравившееся ей здание напротив – на его темные окна, в одном из которых едва угадывался хрустальный блеск люстры. Абстрактной картины на стене видно не было. Судя по всему, в доме никто не жил, а мужчины с фотоаппаратами, которых она заметила перед парадным, были, наверное, обыкновенными туристами. Странные все же туристы, подумала Бетти лениво. Туристы, которые любят фотографировать ничем не примечательные здания в Сохо.
Было почти восемь часов пятничного вечера.
Третьего вечера Бетти в Сохо.
В сумочке у нее лежало двести пятьдесят фунтов, полученных за шубу Арлетты.
Пока она курила, небо становилось все темнее, а внизу просыпался ночной город. Бетти смотрела, как зажигаются уличные фонари, слышала, как нарастают уже знакомые ей вечерние звуки и шум, и чувствовала, как внутри нее, наполняя ее до краев, оживает и пульсирует какая-то таинственная, не дающая покоя, зовущая куда-то энергия. Ей не хотелось сидеть в своей крошечной квартирке, но еще меньше Бетти хотелось выходить одной, сидеть в одиночестве в баре, словно персонаж какого-нибудь психологического триллера, и ждать, пока ей предложит выпить какой-нибудь мрачный герой с разбитым сердцем. Потом она стала думать о таинственном Питере Лоулере, записка с именем и адресом которого невесть сколько времени дожидалась ее в кармане шубы. Записка, которая привела в тупик. Интересно, сколько могут продлиться ее поиски, если она никак не может толком их начать?..
Вернувшись в квартиру, Бетти накинула куртку, сунула в карман ключи от входной двери и решительно улыбнулась своему отражению в зеркале. Она по-прежнему не знала толком, что ей делать, но начинать с чего-то было надо, и она решила начать с поисков работы, причем начать сейчас, не откладывая дела в долгий ящик.
Почему бы нет?
Домой Бетти вернулась только три часа спустя. Ноги болели (швы на внутренней поверхности сабо натерли ей кожу чуть не до крови), а лицевые мышцы свело судорогой от постоянных улыбок. Еще сильнее пострадало ее самомнение. Оно как будто сдулось и стало теперь не больше зернышка обжаренного в масле арахиса, которым Бетти перекусила в баре ресторана на Грик-стрит, ожидая, пока очередной замотанный, еле держащийся на ногах менеджер сообщит ей, что никакой работы у него на данный момент нет, и попросит оставить резюме. Выходя из дома, Бетти планировала потратить немного из полученных за шубу денег на то, чтобы посидеть в хорошем ресторане за бокалом пива и порцией спагетти, но по мере того, как она обходила один за другим окрестные рестораны и кафе и получала отказ за отказом, ей становилось все яснее, что наличность стоит поберечь и что она пока находится не в том положении, чтобы тратить деньги на удовольствия.