За все наличными
Шрифт:
– - Поэтому я еще не совсем разобрался, стоит ли мне громко объявляться. Если пойдет слух, что Тоглар жив, то мне долго на свободе не гулять -- либо грохнут, либо снова выкрадут, третьего не дано. Я действительно много знаю, и не из-за своего любопытства, но это сути дела не меняет, даже если бы и поклялся по-ихнему, на Коране, держать язык за зубами.
Городецкий долго сидел, раздумывая, потом вдруг радостно встрепенулся:
– - У тебя была когда-нибудь другая кликуха?
– - Была...
– - вяло ответил хозяин номера, не понимая, куда клонит всезнающий Аргентинец.
– - Да ты сам должен помнить, как я когда-то в "Пекине" за столом рисовал карандашом ваши портреты, и Шакро-старый тогда назвал меня Модильяни. Но кликуха не прижилась, хотя мне и нравилась -Модильяни...
– - Вот и хорошо, что отыскалась старая кликуха. Я вернусь в Москву раньше тебя дня на три и устрою, где смогу, толковище насчет тебя. Мы ведь за годы твоего отсутствия тоже перестроились, по национальным квартирам разбрелись: славянские группировки, дагестанские, азербайджанские, грузинские, ну и "чехи",
– - А мне в декабре полтинник стукнет. Не знаю, где отмечать буду, никогда не думал, что до юбилеев доживу, -- перебил гостя Тоглар.
– - Ну, тебе вряд ли дашь полтинник, я, пожалуй, твоим очень старшим братом выгляжу, -- рассмеялся Городецкий и продолжал: -- Так вот, память о тебе за это время поугасла, дни-скакуны год за пять пробежали, как я уже говорил, но это все тебе в нынешней ситуации на руку. Раньше, в золотое время, Москва нам, славянам, принадлежала. Конечно, были тут и братаны с Кавказа и Средней Азии, но без своих единокровных бригад, как нынче. Теперь вся их братва -- мелкая шпана, щипачи, кидалы, домушники -- с окраин империи хлынула в Москву. Не преувеличиваю, сам увидишь все -- дома у них ни воровать, ни грабить уже нечего: холод, голод, нищета. Да еще на окраинах быстро строгие законы ввели, там адвокатами-краснобаями суд не запутаешь. Украл в России, например, "Мерседес-600" за сто двадцать тысяч долларов и тебя застукали на месте, не теряйся, говори: я, дяденька, покататься на буржуйской машине захотел, проверить, так ли она хороша, как ее хвалят. Ну, раз ты хотел только покататься, милок, иди с миром. А вот в Азии, например, сказочкам шустрых адвокатов не верят: сел в чужую машину "покататься" -получи пятнашку. Говорят, теперь в Ташкенте машины даже не закрывают. Ну, это, может, для красного словца, а все же результат налицо. Та же ситуация там и с квартирными кражами: хоть сто лет в тюрьме сиди, пока хозяину весь ущерб не выплатишь, в том числе и моральный. А в тюрьмах нынче с работой плохо: заработки низкие, можно всю жизнь в кандалах по своей воле проходить. Нет, грабить и воровать, убивать и мошенничать нынче только в России выгодно -- братва в Думе силу имеет, ни один закон против нас не пройдет. Да и как же они закон такой, как, к примеру, у узбеков, примут, если депутатов помощники -- сплошь воры в законе. Вот тебе крест, у самого главы администрации президента все пять помощников наши люди, какие-то репортеры даже фотографии удостоверений братвы добыли. Да кто ж с такой ксивой осмелится их задержать, даже если они с "калашниковым" будут разгуливать. Да что там помощники, если Пудель, ты ведь его знаешь, из Приморья, тот уже представляет Россию в международных организациях, в ООН по российскому мандату как на малину вхож, интервью "Аргументам и фактам" дает, а Отарик собирается даже партию свою организовать. Оттого у нас в Москве теперь -только не падай в обморок -- и китайцы, и корейцы, и монголы, и вьетнамцы, и даже африканцы промышляют -- полный интернационал, рвут Москву, да и всю матушку-Россию, на куски.
– - Да, ты, я вижу, тоже в Думу лыжи навострил, чистый политик, радетель за судьбы Отечества!
– - рассмеялся от души Тоглар.
– - Извини, заносит иногда, люблю поговорить, мое оружие не только умелые руки, но и язык. У меня за столом в гранд-люксе разные люди собираются. Вчера, например, играл с бывшими партийными чиновниками -- они тут, в Ростове, все предпринимателями и банкирами стали, все за Отечество, которое сами со своими вождями и профукали, плачут. Ну и я им в масть, иначе по идеологическим соображениям катать со мной не станут, а с кем мне играть, не с тобой же. Вернемся лучше к Модильяни... Хороший художник был, гуляка, и карт не чурался, мир праху его. Жаль, ты не рисовал поэтесс, может, и прославился бы, Москва ведь кишит поэтессами, -- съязвил Аргентинец.
– - Тогда бы ты не смог в Ялте два года отсиживаться под фамилией Охлопкова Сергея Александровича, если бы я на чистое творчество перешел, -не замедлил с ответом Тоглар, и оба от души рассмеялись.
– - Перефразируя известное изречение: король умер, да здравствует король, -- продолжал Городецкий, -- скажу: Тоглар умер, да здравствует Модильяни! Хотя понимаю, тебе трудно расстаться с легендарным Тогларом, да что поделаешь -- жизнь дороже славы. Но ты не переживай, безработица тебе не грозит, дай Бог сил и здоровья хотя бы старых клиентов обслужить. Ведь многие наши кореша, кого ни возьми, хоть Васю Головачева, кликуха Сапер, хоть Олега Лозовского из Днепропетровска, Дантес его кличут, теперь владельцы компаний, фирм, ассоциаций, фондов, концернов, финансовых и трастовых групп и еще черт знает чего, вот они тебя на дню не раз вспоминают. Дантес однажды показал мне бумагу в своем кабинете... Он в "Метрополе" целое крыло на пятом этаже снимает, я у него иногда ключи беру, когда горячий клиент под руку попадает, да и Дантес сам перекинуться картишками всегда рад, дела фирмы ему по боку, там есть кому за все отвечать... Да-а, вот он и говорит: был бы жив Тоглар, сработал подпись на бумаге, адресованной мне, а я уж нагрел бы компаньона миллионов на пятьдесят, в баксах. "А дальше как?
– - спрашиваю я.
– - Он ведь откажется от подписи". А Дантес смеется и говорит, ты что, забыл,
– - Да, круто, ничего не скажешь... Это какими же деньгами Дантес ворочает, если он за раз компаньона на пятьдесят лимонов в баксах хочет кинуть?
– - растерянно спросил Константин Николаевич, три года назад он знал Лозовского совсем другим человеком.
– - Да кавказский плен для тебя, брат, на воле точно пятнашкой покажется. За эти годы в России, в Моск-ве особенно, такое произошло, сразу не понять и не оценить. Вчерашняя фарца, мэнээсы, преподаватели марксизма-ленинизма, стали депутатами, членами правительства, банкирами, нажили миллионные и миллиардные состояния, разумеется в "зеленых". Кстати, не обмишулься в Москве, все цены подразумеваются в долларах. Дантес рассказывал, как его коллега, занимающийся нефтью, пригласил к себе в городскую квартиру, а затем в загородный дом своих американских партнеров, тех, кого называют нефтяными магнатами. Так вот, эти буржуи все удивлялись, как это за два-три года, после двухкомнатной хрущобы в Чертаново и стопятидесятирублевого оклада в райкоме комсомола, хозяин сумел стать владельцем настоящих апартаментов, замков, забитых антиквариатом и картинами, которые редко попадают и на знаменитые лондонские аукционы "Кристи" и "Сотби". Вот этот шанс ты, Тоглар, проморгал в чеченском плену, теперь шальные состояния лепить сложнее, но еще можно. А чтобы ты поверил, что не заливаю, я покажу тебе свою квартиру, на Кутузовском проспекте, я ее в карты выкатал. Так вот, хозяин для ее оформления дизайнеров, и очень известных, из Италии и Франции выписал, а сам ремонт делали финны.
Городецкий разволновался от своей длинной пылкой речи, но видя, как внимательно слушает его Тоглар, быстро осушил еще одну бутылку пива и продолжал:
– - Но это не весь расклад московской жизни. Пойдем, братан, дальше. Как теперь Модильяни не пострадать за Тоглара, сегодня ведь не знаешь, за кого мазу держать. Ты, наверное, еще и не слыхал, что нас с тобой могут называть "синими".
– - Почему "синими"? Ну, понятно, белые, красные, -- взвился Фешин, -- а мы что, баклажаны?
– - Не кипятись. Синие мы и есть синие. Ни я, ни ты отменить кликуху уже не можем, прочно вошло в обиход, в определенных кругах, как говорится. А "синие" -- называют так всех, срок мотавших, даже без наколок, как ты, например. Усек? За эти годы, пока ты "чехам" бумаги правил, печати лазером вырезал и планы строил, как дернуть из Ичкерии, и на нашем фронте новые расклады резко обозначились. Выросли отморозки, без роду, без племени, не говоря уже о наших понятиях, традициях. Эти тюрьмы не нюхали, законов ни государственных, ни воровских не приемлют, им что мента завалить, что авторитета, что лоха -- без разницы. За деньги на что угодно готовы, у них нет понятия -- западло. Конечно, их прихода никто не ждал, и что можно было поделить из сфер влияния, уже давно поделено. Но они не признают никакой власти, никаких границ, ничьих сфер влияния, и первым, кому они объявили войну, -- нам, людям, знающим, что такое тюремная баланда и нары, кому по праву должен принадлежать контроль за теневой экономикой, за всеми деньгами, что плывут мимо государственного кармана, мимо казны. Проще, украл у государства -- отстегни в общак братве, это касается и банкира, и предпринимателя, и торгаша. Так было всегда, так во всем мире. Но у нас и тут свой путь. Это с их легкой руки нас теперь стали называть "синими"...
Аргентинец так увлекся несвойственной для него миссией наставника и возможностью быть полезным легендарному Тоглару, что напрочь забыл о завтраке, лишь налегал на пиво и изредка посматривал на бутылку шампанского. "Де Кастеллани" пришлось ему по душе.
Константин Николаевич на правах гостеприимного хозяина снял крышку блестевшей хромом посудины, стоящей на горящей слабым огнем спиртовке, и запах хорошо прожаренной молодой индейки, фаршированной черносливом, заставил старых корешей потянуться к тарелкам. Но Городецкого, видимо, ничто уже не могло удержать, возможно, он по каким-то причинам хотел не только поставить Фешина в известность о событиях в Москве и России, но и желал выговориться, высказать свое отношение к происходящему вокруг беспорядку. Накипело в душе у старого каталы, ой как накипело...
– - Так что сам видишь, выросла новая разновидность преступников за два-три года, и это время совпало с твоим "курортом" в Чечне.
– - Ничего себе курорт, -- усмехнулся Тоглар.
– - Ты слыхал про такой город, как Новокузнецк?
– - спросил вдруг Городецкий, отодвигая тарелку.
– - Нет, -- искренне ответил Фешин, -- хотя я много поездил по свету. Судя по названию, из городов-новостроек, короче, провинция, тмутаракань...
– - Верно. Я тоже до некоторой поры, а точнее, до прошлого года, и слыхом не слыхал о нем ничего. Ни ты, ни я, никто другой и представить не могли, чтобы банда из этой самой глухомани могла терроризировать московских банкиров и предпринимателей. За год с небольшим, после появления в столице, эта банда убила более пятидесяти человек. Да каких людей! Которые могли постоять за себя, имели деньги, телохранителей, свои команды, вооруженные до зубов. Да и наших, "синих", они грохнули немало.