За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?

Лазарева Полина

С тех пор я задумалась. Я и впрямь не чувствовала страха. Вообще. Ни капельки. Ни пол капилюшечки. Ни на треть граммчика. Ничуточки. Вообще-вообще. Всё было в какой-то замдленной съёмке, так тягуче медленно, но я ничуть не испугалась. Даже больше - мне было всё равно. Я испугалась за водителя, потому что если бы он сбил меня, и я бы умерла, ему пришлось бы жить с этим, хотя виновата и я. И я испугалась за маму, потому что она вряд ли оправилась бы от горя. Но за себя - нет.

Мамин вопрос напомнил мне ещё о нескольких ситуациях. О небольшом ДТП в прошлом году, когда я тоже

ничего не почувствовала. О всех моих мыслях о самоубийстве. И странно, рука дрогнула прежде, чем это писать, мне захотелось поверить, что я никогда не думала об этом, что это не обо мне, что всё не настолько плохо. Ещё я вспомнила один из рейсов, не помню, когда это было, но в течение последних двух лет. Турбулентность была очень ощутима, самолёт нещадно трясло, кто-то молился вполголоса, несколько детей плакало в унисон, мама рядом нервничала, а я...ничего не чувствовала.

Как это произошло? Откуда такое равнодушие, почему мне плевать, чёрт возьми? Я не знаю, хорошо это или плохо, я не могу понять, что я должна чувствовать по отношению к смерти. Должна. Ничего я не должна, но ведь такое отношение может привести к чему-то. Не знаю, чему. Умру раньше? Раньше, чем что? Чем кто? Я боюсь. Мне страшно даже когда на меня наставлено незаряжённое оружие, я боюсь людей, в которых есть какая-то внутренняя установка, что они могут убить. Как всё это увязывается между собой? Что не так? Что?!

У меня также мелькают мысли о том, кто из нас с Таней умрёт первой и как это отразится на второй. Когда? Сколько нам будет лет? У нас уже будут семьи, и она будет для меня не на первом месте, и даже не в первой тройке? Кем я буду для неё? Сколько проживёт вторая и как будет себя чувствовать, будет ли ей одиноко или больно, будет ли она скучать или легко забудет? Забыла же она меня при жизни. Нет, я не думаю, что умру обязательно первой, это невозможно предугадать. Зачем я об этом думаю? Одна из моих вредных привычек - заранее готовить себя к потерям. Я когда-то слишком близко к сердцу приняла фразу: "Чтобы ни в чём не разочаровываться, нужно изначально ни чем не очаровываться". Циничный девиз, который ненароком и без моего сознательного участия, прокрался глубже - в подсознание, - и не даёт мне чувстовать полноценно, словно я всегда буду сдерживвать себя, не давать себе полностью отдаться чувству. Погрузиться. Полностью довериться, полюбить или принять страх потери. Как чёрствость проникла в моё сердце и поглощает его. И все чувства притупились. Все, кроме чёртовой боли.

Будем ли мы вспоминать друг о друге, рассказывать детям и другим близким? Что бы ты рассказала обо мне? Какой я была для тебя?

Умной.

Взрослой.

Верной.

Больной.

Требовательной.

Чёрствой?

Обидчивой?

Неумёхой.

Насмешницей?

Любящей.

Преданной.

Печальной.

Невнимательной?

Чуждой.

Ядовитой?

Непонятной.

Непонятой.

Непонимающей.

Серьёзной.

Циничной. (позже

она как-то рассказала, что никогда не считала меня таковой)

Сильной.

Слабой?

СамОй? (нет, я помню)

А ты для меня?

Несерьёзной.

Заботливой.

Скромной.

Недалёкой.

Любимой.

Бросившей.

Предавшей.

Доверяющей.

Тёплой.

Доброй.

Умелой.

Увлекающейся.

Ненавистной.

А может, мы умрём одновременно? Более или менее? Кто знает, да и зачем нам это знать, не так ли?

...

На даче очень хорошо спится, но засыпается не менее долго и напряжённо, чем в городе. В первую ночь я как-то смогла уснуть довольно быстро, остальные три - нет. На третью ночь, по-моему, за ужином было большое напряжение, и все не то чтобы поссорились, но были расстроены и раздражены. Маме было грустно, я задыхалась от своих мыслей. Хотелось поговорить с ней, разделить боль о Тане, поделится мыслями об Л. Нет. Я пришла к ней в спальню, прилегла на кровать. Она очень обрадовалась моему приходу. Пустая болтовня ни о чём, потом она ушлы умыться, и затем мы почитали минут пятнадцать, и я ушла. Очередной прекрасный разговор.

А ночью стало так тоскливо, так грустно, так больно. Мне хотелось поговорить, но никто не умеет со мной разговаривать. Я задумалась об этом, и поняла, что только с Машей могла бы обсудить, например, Р., но Маша - дичайшая гомофобка, так что и этого варианта я лишена.

В ту ночь был ещё и ливень с грозой, а звук дождя всегда раздражает меня и не даёт уснуть, так что я ещё почитала, открыла ноутбук, перебралась к телефону и только в половине четвёртого всё же заснула. Настроение было на грани срыва.