За закрытыми ставнями
Шрифт:
— Э, ничего, Володя. К распеканциям его не привыкать стать. А ведь и ему не сладко с этим проклятым делом! Газеты не перестают обливать помоями, тоже и в его шкуру я
влезть не хотел бы.
Глава 13
Дача на опушке леса
Поздний темный июльский вечер.
Не ходит, а буквально мечется по своему кабинету Зе- нин, прислушиваясь к шороху за стеной, где укладывается спать его старушка–мать.
Сегодня ночью
«Скорее, скорее ляг и усни, мама, мне необходимо уйти на всю ночь, а если я пойду с твоего ведома, то не уснешь ты, моя бедная, до самого утра», — шлет он мысленное внушение через стену.
Минуты бегут и бегут. Скоро половина одиннадцатого.
— Хорошо, что я дал ключ от садовой калитки Орловскому, — рассуждал Зенин, — он, вероятно, уже ждет меня в беседке со своим Нептуном. Только бы скорее улеглась мать да не учуял бы Нептуна Бобка — у этого щенка тоже хорошее чутье.
За стеной скрипнула кровать и долетел вздох человека, протянувшегося в удобной постели после утомительного дня.
Завозился на своем матрасике Бобка. Прижавшись ухом к тонкой стенке, слушает Зенин.
Скоро сладко засопела собака и послышалось глубокое и спокойное дыхание засыпающего человека.
Облегченно вздохнул Зенин и, неслышно ступая резиновыми подошвами, пробрался в столовую, а из нее через балконную дверь в сад.
— Что ты так поздно? — встретил его Орловский, а умный Нептун, чуть слышно визгнув, полизал ему руку.
— Мама все не спала, а ты ведь знаешь, как ее волнуют наши ночные похождения, — ответил Зенин, лаская собаку.
Через несколько минут они уже сидели в трамвае и мчались по затихшим улицам Москвы в Борки. Что–то даст им эта ночь?
Полночь. Вернувшиеся с музыки и гулянья дачники успели поужинать и укладываются спать. На опустевших дорожках парка изредка попадаются запоздавшие пешеходы и ищущие уединения парочки. На последних с раздражением косятся Зенин и Орловский: несет же их нелегкая как раз в ту сторону, куда направляются и они.
Нептун точно чувствует настроение и мысли своего хозяина и тоже неодобрительно поваркивает. Так бы, кажется, и впился зубами в ногу ночного франта или его дамы: «Ну, чего, дескать, не спите, как все добрые люди, только нам в серьезном деле мешаете».
Вот конец нарядных дач, Дальше, на окраине, разбросаны маленькие домики. К самому последнему из них, стоящему на опушке леса, и пробирается Зенин с Орловским.
Наклонившись к собаке, Орловский шепнул ей в самое ухо:
— Оставайся здесь, Нептун, не лай, не ворчи и жди моего призыва.
Умный пес чуть потерся об ногу хозяина и лег за ближайшим кустом. Черная шерсть собаки слилась с чернотой ночи.
Оба друга положили рядом с собакой свои пальто, проверили глухие фонари и отмычки и, невидимые в обтяжных черных костюмах, неслышно ступая мягкими подошвами, направились в обход дома.
— Только
— Нет, псы органически его не переносят. Я же говорил тебе об этом.
Крошечный домик погружен во тьму. Мертвая тишина. Не шелохнется лист, не затрещит кузнечик.
Спит хозяин, или его нет дома?
Тревожно бьется сердце у Зенина, осторожно вкладывающего отмычку в дверной замок.
На страже, под окном, притаился Орловский.
Чем они оправдают свой ночной визит ко всем известному, всюду бывающему старику, если тот накроет их у себя? Разрешения на обыск у них нет — что–то будет?
«Влезть в чужую квартиру, основываясь только на каких- то предчувствиях, это прямо мальчишество» — невольно думает Орловский.
Чуть слышно скрипнул замок, и Зенина обдало сыростью непроветриваемого помещения. Осторожно переступил порог. Чутко слушает. Ни звука. Быстрым, тонким лучом света прорезал темноту.
В первой комнате никого, во второй — тоже. Глубоко, облегченно вздохнув, Зенин быстро привычной рукой приступил к обыску. Слава Богу, что обстановка самая скромная, почти скудная, не представляет большого затруднения.
Осмотр первой комнаты не дал ничего. Вторая… Фу, какая сырость, точно в подвале! Как может человек жить в таких условиях! И это называется снять дачу для поправления здоровья.
Какая странная обстановка! В буфете ни признака посуды, на столах ни книги, ни даже клочка бумаги. Что он, дни и ночи проводит вне дома, что ли? Даже постель точно никогда не трогается.
Ах, нет, вот и признаки присутствия чужого человека. «Ого, милый! Да вас, оказывается, посещают дамы», — подумал Зенин, поднимая с полу маленькую шпильку и тут же, на пыльном полу, заметил едва видные следы, оставленные маленькой, изящно обутой ножкой.
Что за диво! Такая старая развалина в сырой берлоге принимает молодых дам. На ее молодость указывает легкость отпечатка ног, шаг быстрый, эластичный.
Медленно, шаг за шагом, освещает пол Зенин.
Что это? Чуть не выпал фонарь из задрожавшей руки. На ножке кресла, у самого пола, Зенин заметил прилипшие ворсинки от черного сукна. Осторожно начал собирать их на бумагу. «Неужели подойдут к тем, что хранятся у меня? к ворсинкам, найденным на подушке Милочки Ромовой, о которых я пока не заявлял, не считая их серьезной уликой?»
Открывающиеся с этой находкой новые перспективы захватили у него дух…
Довольный своей находкой, он только собрался позвать Орловского, как вдруг струя холодного воздуха пронизала его спину. Пронесшийся порыв ветра сердито застучал в окно ветками деревьев. В его руке погас электрический фонарь.
По комнате разлился призрачный зеленоватый свет и в нем, плывя по воздуху, появилась чудная женская головка. Губы ее дрогнули и раздался чуть слышный, похожий на отдаленный звон серебряного колокольчика, гармонический смех.