За Землю Русскую
Шрифт:
Иначе – какая могла быть польза в том, что была намечена обширнейшая территория, когда, при отсутствии государственной централизации, Русской земле неминуемо грозило распадение? Много ли пользы могла принести блестящая храбрость при отсутствии единой воли, которая направляла бы ее на благо родины, когда из-за пустяков всегда готова была возгореться ссора между князьями?
Какой урок мог быть красноречивее нашей первой встречи с татарами на берегах Калки? Русь выслала против них сонм своих князей-героев, но эти князья затеяли распрю и погубили рать… Занятые своими междоусобиями, переходя постоянно из одной волости в другую,
Отдельные области имели также мало связи между собой. Когда нагрянули татары, граждане городов не снеслись между собой, не представляя даже возможности соединения своих сил для дружного отпора, и поодиночке погибли на развалинах. Сельское население представляло еще большую картину разбросанности, чему немало способствовали обширность страны, беспредельный простор, беспрепятственность передвижения.
Не привыкло оно и к соединению сил для преодоления затруднений, предпочитая уход, средство самое легкое при простоте быта. Так князья с дружинами жили сами по себе, города сами по себе, сельское народонаселение само по себе…
Печальными чертами изображают наши историки внутреннее устройство удельно-вечевой Руси. По словам одного, оно представляло «только еще несогласные начала вещей в общественном хаосе, – discordia semina rerum.
«Беспрерывное перехождение с места на место князей, бояр, воев и отчасти самых поселян – и нигде никакого установленного твердо порядка, которого вотще, видно, искали Словене за морем», – жалуется другой.
Совершенно полная свобода, подвижность, изменяемость господствовала во всех учреждениях – в преемстве князей и в их отношении к людям, между собой, в собрании веч, в избрании духовных сановников; какая-то недоверчивость или отвращение от всякого положительного определения; привычка, сделавшаяся второй природой, решать все дела вне правил, смотря по обстоятельствам и требованиям времени, как в ту или другую минуту представлялось нужным, полезным и целесообразным.
«Сколько источников и поводов для замешательств всякого рода!
А нравственный, духовный уровень в передовых деятелях стоял между тем высоко, поднимался беспрестанно, – и во всех областях, во всех слоях общества являлись люди глубоко просвещенные о едином, еже есть на потребу, – исключительный предмет древней русской любознательности и просвещения, – но голоса их были голосами вопиющих в пустыне.
Народ принимал все бедствия, как естественныя, так и гражданския, справедливым наказанием за грехи и приносил покаяние устами своих летописей, но помочь злу он был не в силах и не в понятиях.
Что же грозило государству, до такой степени распущенному, далее, – при естественном умножении князей!
Мелкопоместность, чересполосность, разнобоярщина, однодворчество!
Вот в каком ужасном, отчаянном положении находилось отечество в половине XIII столетия!
Враги сильные, грозные, многочисленные, одни других лютее, с востока, юга, запада, севера и моря, как хищные звери с зияющей пастью, стали над ним и грозили порабощением. Татары, литовцы, поляки, венгерцы, немцы, датчане, шведы окружили святую Русь как бы облавой, напирали на нее, грозили разнять ее по составам, готовясь поделить ризы ея по себе и об одежде метати жребий.
Была ли какая человеческая возможность сладить с
Казалось, погибель ея неизбежна, нигде не видать было исхода, надежды никакой не мелькало на перемену обстоятельств к лучшему, – пропадет святая Русь. Казалось тогда, что на роду написано ей: не быть!
Такую горькую, тяжелую думу думал, вероятно, святой отшельник в глубине пещер киевских или черниговских, смиренный летописатель, заносивший в летопись не чернилами, а слезами и кровью, описание страшных событий, – думал и молился со страхом и трепетом о спасении дорогой отчизны, – Господи, помилуй! Помилует ли Он?
Да, Он помилует, она спасется, она перенесет тяжелое огне-кровавое испытание, она превозможет всех своих врагов, она восстанет с новой силой и славой: аще бо паки возможете, и паки побеждени будете, яко с нами Бог!
Кто же спасет святую Русь?
Спасет ее народ терпеливый, смиренный, твердый, толковый, талантливый, носивший в глубине своего сердца сознание о государственном и земском единстве.
Спасет ее земля просторная, плодоносная, разнообразная, достаточная для бесчисленных грядущих поколений.
Спасет ее язык творческий, сильный, многосмысленный, обильный, благозвучный.
Спасет ее вера православная, горячая, безусловная, готовая в избранных душах на всякие жертвы.
Но если во всем этом, – в основных чертах нашей народности, в нашей народной святыне заключалось спасение Руси, Александр Невский является перед нами в то страшное время поистине ангелом-хранителем этих драгоценных залогов.
Эта истина станет вполне очевидной из дальнейшего изложения событий.
30 сентября 1246 г., как известно, скончался в далекой Монголии «нужной», то есть насильственной, смертью великий князь Ярослав Всеволодович. Бояре привезли тело его во Владимир. Узнав об этом, Александр поспешил немедленно из Новгорода туда же, чтобы воздать последний долг почившему.
Горькие, тяжелые думы внушала страдальческая кончина Ярослава. Спутники его, без сомнения, подробно рассказывали обо всем его сыновьям. Какой-то Федор Ярунович оговорил его перед татарами. В клеветах этого обвинителя можно было предполагать козни князей-родственников, имевших почему-либо причины желать скорой смерти Ярослава.
Погребение совершилось, конечно, со всеми подобающими почестями. При выносе за гробом следовали князья, дружина и народ, несли стяг (знамя) умершего князя и вели его коня. Все были в «скорбных», то есть траурных, платьях, «в черних мятлих». Окружая гроб отца, дети, без сомнения, вспоминали с чувством сердечной скорби последние слова почившего, переданные им его спутниками:
«“Вельми изнемогая”, вспомнил он вас, “любезная своя чада”. Обращаясь к вам, как будто вы находились пред его глазами, он говорил: “О возлюбленнии мои! плод чрева моего, храбрый и мудрый Александре, и поспешный Андрею, и Константине удалый, и Ярославе, и милый Данииле, и добротный Михаиле! Будите благочестью истинный поборницы, и величествию державы русския настольницы… Не презрите двоих ми дщерий, Евдокии и Ульянии… Для них настоящее время горче желчи и полыни”».
Горячо молилась осиротелая семья, да «причтеть его Бог к Своему избранному стаду».