За зеркалом истин
Шрифт:
Мне совсем не нравилось то, что со мной происходило, не нравился тон, которым я разговаривала с отцом, но внутри что-то щелкнуло, и я вдруг поняла: быть той, что раньше, больше не могу.
– Папа, мне жаль. Жаль, что ты не хочешь слышать, но я приеду, когда сама захочу.
– Ведешь себя как маленькая девочка. Там нет продуктов и вообще, – пожал он плечами. – Давай хотя бы заедем в магазин. Дашка, ты же понимаешь, я переживаю, – его голос предательски дрогнул. – Я не могу потерять тебя еще раз.
Внезапно приступ злости улетучился. Остались сожаление и усталость. Положив голову на плечо отца, я тихо
– Папуля, перестань. Бабушкин дом – это и мой дом, я там выросла. Я просто скучаю.
Он повернул ключ в замке зажигания.
– Пусть будет, как хочешь. Только знай: звонить буду каждый час!
– Давай хотя бы каждые три, – чмокнула я его в щеку.
– Три так три.
Папа нажал на газ, и мы выехали на центральный проспект. Неожиданно сзади раздался пронзительный визг тормозов. Белая «Лада» резко вильнула вправо, прижимаясь к обочине.
– Кажется, мы только что избежали столкновения, – покосилась я в зеркало. – Не знаю, как твои уши, но мои полыхают от посланий водителя.
– Пусть соблюдают скоростной режим, – произнес родитель искусственно спокойным голосом. – Носятся как угорелые.
– Ты серьезно? – развеселилась я.
– Ладно, – улыбнулся он. – Да, разиня! Не заметил, довольна?
Впереди по дороге показалась желтая коробка минимаркета. Парковочная площадка около него оказалась забита грузовыми автомобилями, и нам пришлось оставить машину на обочине. Захлопнув дверь, я посмотрела на закрытое со всех сторон здание.
– Бабушка говорила, раньше магазины строили с большим количеством окон.
– Так то было раньше. А сейчас коммерсанты придумывают разные хитроумные приемы. Говорят, отсутствием окон они отделяют покупателей от внешнего мира, что увеличивает продажи. По мне, так это полный бред. Полезной площади больше, вот и вся причина.
Мы вошли внутрь и двинулись по узкому коридору стеллажей и холодильных витрин. Я бросила в корзинку несколько йогуртов, молоко, овсяные хлопья и небольшой кусочек сыра. Наступающий на пятки папа добавил ананасовый сок, батон и куриный рулет.
– Ничего не говори, – предупредил он. – Ты от своих йогуртов стала похожа на бродячую собаку.
– У бабушки в подвале полно всяких солений: есть варенье, картофель и компот, так что сок можешь поставить назад.
– Пусть будет, – не согласился отец. – Ты его любишь.
Я не стала терять время на споры и пошла в отдел с канцелярией. На глаза попался блокнот в мягкой тканевой обложке серого цвета, декорированный кожаной вставкой и удобным кармашком для ручки. Смотрелся довольно прилично. Найти на него ценник как всегда оказалось проблемой. Покрутив в руках стильную книжку, я положила ее на место. Увидела общие тетрадки, отсчитала три штуки и взяла еще две ручки. Что ж, настрой у меня, кажется, серьезный. Посмотрим, во что он выльется.
Бабушкин дом встретил печальными глазницами заколоченных окон. Сердце тревожно заколотилось: не превысила ли я свои эмоциональные возможности? Это был не просто дом. Это – мир детства, радости, тепла, запаха пирогов и счастья. Мир, тесно связанный с человеком, которого я больше никогда не увижу. Перед калиткой, не удержавшись, я подошла к березке и прошлась ладонью по мелким трещинкам ствола.
– Привет. Вот я и приехала.
Демонстрируя
– Держи, – протянула я отцу хозяйственный инструмент, стряхивая с себя пыль. На самом деле никакой пыли не было: я просто пыталась скрыть дрожь в руках.
Приколоченные к раме деревяшки тяжело поддавались, гвозди скрипели под ржавым полотном лезвия, являя свету пыльные окна. Внутри дома было прохладно и сыро.
– Зачем вы забили окна? – обратилась я к папе, который вошел следом.
Он поежился.
– Мало ли… Ценностей нет, воровать нечего, а вот устроить логово и поджечь жилище бомжи вполне могут.
Как и многие избы, строившиеся лет пятьдесят назад, бабушкин дом начинался с длинной прямоугольной кухни. Всю правую часть стены до входа в зал занимала русская печь. «Хозяюшка моя, помощница», – ласково называла ее бабушка. Слева под окном стоял обеденный стол. Цветы на подоконнике засохли без хозяйки и торчали одинокими палками.
Стены бабушка белила по старинке – известью, подкрашенной в бледно-голубой цвет. Несколько раз я предлагала поклеить обои, но она отказывалась. Говорила: «Бумага впитывает запахи, а я тут стряпней занимаюсь. Потом что, менять обои? Нет уж, лучше пройдусь кисточкой – известь все ароматы съест». За кухней начинался большой квадратный зал. Та стена, что за печью, делилась ровными проемами на две спальни. В проемах висели бежевые занавески, отделанные бахромой. Мужчин у нас не было, поэтому ткань, изначально игравшая роль дверей, служила просто украшением. Ближняя спальня – моя. В ней стояла высокая кованая кровать с изящными узорами на изголовье. Она осталась от прежних хозяев, у бабушки не поднялась рука избавиться от такого раритета. Папа заказал для меня трюмо с похожими узорами. Мы покрасили оба предмета золотистой краской, бабушка сшила белое воздушное покрывало, также обрамив его золотой каемкой, и назвала мою комнату царскими покоями, а меня – принцессой. Папа подтянул к груди края распахнутой ветровки.
– Холодно здесь.
– Сейчас, – бросила я, собираясь бежать на улицу за дровами. – Надо печь протопить, и сырость уйдет.
– Может, я принесу?
– Да ладно, я лучше знаю, где что лежит.
Через пять минут печка затрещала сухими поленьями. Из топки потянулся едкий белый дымок, а отец быстро шагнул к двери.
– Дашка, выходи, мы сейчас задохнемся!
– Не открывай дверь! – успела его опередить я. – Будет хуже! Лучше присядь. Дым идет вверх. Сейчас открою поддувало, и все протянет. Печь долго не топили, да и на улице теплее, чем внутри, поэтому дымит.
– Откуда ты знаешь? – родитель недоверчиво посмотрел на меня и присел на корточки.
– Ну ты даешь! – хмыкнула я. – Как не знать, если прожила в этом доме четырнадцать лет. Ты что, забыл?
– Не забыл. Только не знал, что бабушка доверяла тебе печь.
– Она сама топила, но я-то все видела. Посмотри: больше не дымит. Теперь можно и проветрить.
Папа поднялся и толкнул рукой в дверь.
– Даша, ты точно знаешь, что делать? Вдруг она снова задымит, а ты в это время будешь отдыхать или вообще заснешь? Может, все-таки передумаешь?