Забайкальцы. Книга 1
Шрифт:
— Тш… слухай, Максим Прохорыч чегой-то опять рассказывает.
— …сотня наша там стояла. Ну, батенька ты мой, до чего благодатный край! И орехи, и виноград, и всякой фрукты полно. А зверя всякого! Уж не говоря про волков, сохатых и медведей, там и тигров до черта, а рыбы! Речушка небольшая, Каменный Рыболов называется, и вот кета в нее заходит с Амура по Уссури, икру метать, так ведь какое множество, аж дна не видно! Бывало, захочем рыбы поисть, а ну, ребята, кто желает, пошли уху варить. Приходим к речке, разводим костер, картошки чистим, все, что для ухи требуется, а рыба ишо
— Господи!..
— Эх-хе-хе!..
— Благодать восподня!..
— Здравствуйте, господа старики!
— Здравствуй, здравствуй!
— Садись-ка вот с нами.
— Иван Фомич! Живого видеть!
— Мое почтение, с сынком пожаловал?
— Во-он стоит у крыльца-то. А ты?
— То же самое. Известное дело, богатому телята, а бедному ребята.
— Да. Пока растим — никому до них дела нету, а как поднялись — все увидали.
— Не говори, брат. Я уж вот пятого снаряжаю, шутейное дело! Все жилы они из меня повытянули.
Егор подоспел вовремя. Отыскав свободное место в тени у амбара, поставил своего Гнедка, стреножил его, привязать было не за что, поводья закинул на седло. Подходя к станице, еще издали заметил в толпе своих односельчан: закадычного друга Алешку Голобокова, Петьку Подкорытова, в здоровенном чубатом казачине признал Сашку Анциферова. В сторонке от всех стоял Чащин. Все та же виноватая улыбка словно застыла на его рыхлом, глуповатом лице. Форменное обмундирование сидело на нем неряшливо, гимнастерка не одернута как следует, морщится впереди под слабо затянутым ремнем. На голове, как повойник, на самые уши натянута фуражка.
— Егорша! — радостно улыбаясь, Алексей шагнул навстречу, крепко пожал руку другу. — Здорово живем.
— Здорово, Алексей, здорово-те, ребята! Петька, черт, здравствуй! Сашка, Ефим! О-о, сколько вас понаехало!
— Двенадцать человек без тебя.
— Ого, я, значит, тринадцатый? Эко, паря, число-то какое непод-ходимое. Наших видел, Алексей?
— Сегодня, как ехать сюда, тетку Платоновну видел. Заказывала, чтобы заехал ты домой.
— Обязательно заеду. Если и не управимся сегодня, все равно к ночи домой махну, чего тут ехать-то — двенадцать верст.
На станичном крыльце появился верхнеключевской атаман Тимоха Кривой с писарем.
— А ну-ка, мои, верхнеключевцы, подходи сюда, сейчас наша очередь будет!.. Чащин!.. Федька… нашел подсумок-то? Холера пустоголовая! Иди сюда, накачало тебя на мою шею. Мироныч, где у тебя список-то, выкликай их, проверить надо, все ли. А вы, которых вызовет, проходите тут рядом с коридором, раздевайтесь.
Писарь, маленького роста, плешивый, с черной бородкой, протер подолом рубахи очки, нацепил их на нос.
— А ну, потише!.. Чего вы туто-ка!.. — Писарь уже успел хватить сорокаградусной, поэтому язык у него слегка заплетался. — Затараторили… Жиды на ярмарке! Слушайте! Э-э… Анциферов Александр!
— Я!
— Проходи. Трубин Иван!
— Сошников Петр!
— Урюпин Тимофей!
— Веснин Василий!
— Ушаков Егор.
— Я!
Писарь
— Хм, ты, значит, туто-ка… приехал? То-то же.
В коридоре людно и, как в предбаннике, полно голых людей. Атаман приказал раздеваться, подходила очередь казаков Верхне-Ключевского поселка. Егора вызвали вместе с Голобоковым. Сначала они вошли в комнату, где работала врачебная комиссия — три врача в белых халатах. Первым осмотрели, ослушали Егора, затем взвесили, смерили, рост, объем груди, головы.
— Здоров, — буркнул седой, с острой бородкой врач и, сунув в руки Егора бумажку — медицинское заключение, кивнул головой на дверь в следующую комнату. — Иди.
В комнате, куда зашел Егор, заседала призывная комиссия: два офицера из третьего военного отдела и станичный атаман, все тот же Фалилеев, произведенный за долголетнюю службу в атаманах в зауряд-прапорщики. Слева от них за длинным столом скрипели перьями писаря, стоял навытяжку поселковый атаман Тимоха. Отдельно от всех за маленьким столом сидел черноусый есаул Эпов из четвертого военного отдела, из казаков которого формировались Аргунские полки. В этом году в четвертом отделе для укомплектования 1-го Аргунского полка не хватало казаков призывного возраста. В третьем же отделе, выставляющем Нерчинские полки, наблюдалось обратное явление: казаков было больше, чем нужно на пополнение 1-го Нерчинского полка. Поэтому, согласно распоряжению войскового управления области, есаул Эпов и прибыл сюда, чтобы набрать нужное количество казаков.
Краснея от смущения — первый раз в жизни приходится стоять голому перед начальством, — Егор подошел к столу, подал бумажку, встал во фронт.
Председательствующий, в погонах войскового старшины, пробежал глазами бумажку, с ног до головы осмотрел Егора.
— Та-ак, рост два аршина десять с половиной вершков, вес четыре пуда десять фунтов, здоров. Тэ-эк. Что это у тебя за шрам?
— Чирей был, ваше высокоблагородие.
— М-ну, поверни голову. Та-ак, и на плече шрам. Жаль, кабы не это, в гвардию пошел бы. — И к писарям: — Пишите в полк.
— Геннадий Николаевич, отдайте этого мне, — попросил Эпов.
— Хорошо, запишите себе, — согласился председатель. — В 1-й Аргунский пойдешь, Ушаков, понял?
— Так точно, понял.
— Можешь идти. Следующий!
Выйдя из приемной, казаки одевались, спешили на площадь, где их с нетерпением ожидали старики. Дождавшись, когда все верхнеключевские казаки прошли комиссию, Тимофей Кривой тоже поспешил на площадь и, хотя старики уже знали о результатах призыва, счел нужным сообщить им как новость:
— Сашку Анциферова в гвардию, в Атаманский полк взяли, Ефимку Дюкова с Темниковым в батарею, Петьку Подкорытова, Егорку Ушакова, Голобокова в Первый Аргунский полк, остальные в наш, в Первый Нерчинский.
— Федьку Чащина куда?
— Остался вчистую, по четвертой статье[14]. У него, оказывается, грыжа.
— Да и так-то, какой из Федьки казак? Как дите малое, глупый.
— На это, брат ты мой, не смотрят, кабы не грыжа, забрали бы и Федьку.