Забайкальские зарисовки
Шрифт:
– Ити-твоё-нати!..
– Эх, мА, душа поёт, а сердце плачет!
– Ну чё моя паря. Чаёвничать будем?
– и, видя, что я устал, отправился в заросли за водой к весело щебетавшему в смородиновых зарослях ключу.
Скоро вернулся и распорядился:
– Чай варить будешь! Соседка молока дала. Чай забеливай и пошвыркаем, с комошным сахарком..., а я вокруг посмотрю...
Ноги мои гудели с непривычки, а ещё "чапать и чапать до сиверов на третье зимовьё" - говорил мой спутник..., и погружаюсь в дремоту....
Голос проводника вернул сознание:
–
– Мароковать будем .... Дальше тайга горела, ещё шаит..., тропы не видать.... Через маяк пойдём.... Теперича как туды попасть то? В сопках заморочачило... по куруму не пройти..., ног лишимся.
Я не знал ответов на его вопросы, да они ему были и не нужны. Отдыхал в тепле костра, прихлёбывал белёный чаёк..., и наслаждался этим разговором Антоныча с самим собой.
Как-то в порыве добродушия назвал его Дерсу Узала.
– Обиделся! Заморгал белёсыми ресницами, пряча светлые, словно выгоревшие на солнце голубые глаза. Его всегда улыбчивое, беззубое лицо, покрытое чуть рыжеватой щетиной, сейчас выражало крайнюю степень огорчения....
– Ну, ты чо, моя паря. Всяко высрамил...
– и впредь просил иностранными словами не выражаться.
Тогда я спросил, видел ли он фильм по телевизору "Тропою испытаний"?
Его ответ меня не удивил:
– Чё по телевизору кажут, кака-то муть голуба, срам один..., здеся способней душа отдыхает.
...Не заходя в ближние зимовья, идем в облаках через маяк, самую высокую вершину на этом участке хребта, обходя каменные реки-курумы. Избегаем скользкие, от напитанных влагой лишайников, валуны. Видимости никакой. Снизу потянул промозглый ветерок, по местному - хиус. Рвал в клочья облака. Стало холодно.
– "Как, Антоныч, выбираешь путь и не блудишь?"
– Всяко быват...прошлым годе, кружил в грозу вокруг горы без счёту, и ночью по звезде вышел, - и добавил, сходя со звериной тропы:
– Пойдём посюда... вишь пропастина. Какой-то гад, кулёму - петлю поставил на зверя, и не снял.
– "Ты пачё так делаш? - Срамина!!!". Ругал он неведомого браконьера:
– "Ни себе, ни людям!".
Зрелище не из приятных. Бока изюбря удавленного в петле распухли и источали жуткий запах.
К вечеру добрались.... Избушка пряталась в основании каменной реки в густом молоденьком соснячке. Можно пройти рядом и не заметить. С угла, из-под бревна бил ключ, с чуть рыжеватой, судя по водорослям, водой, и тут же прятался под мох. Дверь подперта слегой и по всему видно давно не открывалась. Водичка оказалась на удивление чистой, студёной и ломила зубы. Стали готовить зимовьё к ночи, напилили дров, растопили металлическую печку, прогрели, и проветрили сырость. Вымели мусор, оставшийся после охотников с зимы. Посмотрели подвешенный к потолку гоманок с припасами для бедствующих путников. Всё было на месте: - спички, соль, перловка, пшено, вермишель, сухари, сахар.
Мыши сюда не добрались.
Всё пространство занимали полати из тонких не ошкуренных брёвен. Как пояснил Антоныч:
– С корой мягче спать будем, - и скомандовал:
– Здеся вместе
На скорую руку приготовили бухулёр из консервы и отвалились, похлебав горячего.
... Я положил рюкзак с продуктами под голову вместо подушки. Слышу, как шебаршат и попискивают мыши, возмущённые, а может обрадованные нашим появлением...всё дальше и дальше..., тише и тише..., и я отрубился. Не просыпаясь, спросонья, скидывал с лица падающих сверху с мусором мышек. Сон был нужнее измученному дорогой телу, и никакие силы не могли уже разбудить. Проснулся засветло от возмущённого ворчания моего спутника:
– Лярвы! Обутки попортили, надо бы подвесить, шнурки съели...
По его примеру осмотрел своё имущество ..., в рюкзаке обнаружил дыру. Сухари, хлеб и сало волшебным образом исчезли, остались чай, консервы и солёные огурцы. Судя по отметинам на пробке, мышата пытались откупорить бутылку водки....
Почаёвничали, и я стал собираться по ягоду. Антоныч ягоды не брал, предпочитал круглый год кушать их с куста и намеревался осмотреть окрестности - свои владения. Наставлял меня:
– Ты гачи то в обутки заэтывай, а то замарашь...по трясине чай почапаш.
– Заправляю брюки в сапоги ....
– Рубаху то подбери, ходя (китаец - старинное)... а то где за ерник зацепишся - упадёшь..., и курмушку, курмушку то захвати, а то неровен час заебунешь (замёрзнешь - старинное). Тайга шутить не любит.
Мне было смешно от его колоритных наставлений.
– Смотри, до темна не ходи. Да исть бери, идёшь на день - бери на три.... По меткам иди, по времени, до лывы..., и там будет тебе ягода кака хошь.
Исправно выслушал все наставления старика и направился в указанном направлении, сбивая палкой росу с багульника, обходя болотные кочки, ... Минут через десять наткнулся на каменный гребень, забрался и увидел небольшое озерцо в каменной ванне с белёсой голубоватой водой. Видимо это произведение природы, Антоныч называл лывой...
Ягода сплошным ковром, рясными кистями лежала на мху. Бралась совком чистая, почти без мусора. Торопиться было некуда, и я не спеша, откатывал ягодки и складывал лесной урожай в горбовик.
Обедать договорились у зимовья и я, гонимый комарами, по приметам-памяткам благополучно вышел к избушке.
...Весело потрескивал костёр с булькающим варевом в котелке. Мой приятель крошил лук, вытирая слёзы...
– "Каша уже поспела, будем чаевать, да отдохнём..., и дров к зиме поготовим"
Я взял берестяной половник и стал на раздаче:
– Ты чё моя, вальтов гоняш, клади с опупком - укорял меня старик, возвращая поданную мной берестяную чеплашку с кашей.
Лениво потрескивает догорающий костёр, было так тихо, что слышно как шишки расщёлкиваются и падают, время от времени в мох, сопровождаемые планирующими хвойными иглами. Кажется, во всей округе нет живых существ, только бескрайнее мёртвое пространство, иногда оживляемое дуновением ветерка.
Лишь одинокий голос старика звучал в молчаливой тайге: