Забег на невидимые дистанции. Том 1
Шрифт:
Подростки пили пиво – и не из каких-то там дешевых жестянок, а настоящее, в стекле, как взрослые. Верзиле продавали все, не спрашивая документы. Вместе с пособниками он примостился за аттракционом с лошадками, потому что сестра одного из парней каталась на них, пока ее старший брат изображал из себя того, кем не является, пробовал травку и злобно подшучивал над теми, кто брезговал и отказывался.
Затянувшись, Йен вернул косячок Растину – рука его совершила довольно рискованное, фамильярное движение, и он надеялся, что все это заметят, а сам Растин
Повод был идеальный, невозможно таким не воспользоваться: дело в том, что Йена не отпускали в парк без младшей сестры, и пришлось брать ее с собой – после продолжительного и выматывающего спора с матерью. Узнав, что кто-то из компании будет таскать с собой малявку, Растин сказал: «Дерьмовый план, Йенни. Что, не хватило яиц отказать? Делай что хочешь, но чтобы я ее не видел».
Для Йена этот вечер был слишком важным, чтобы позволить пятилетней помехе все испоганить. Поэтому он прятал ее на аттракционах, то и дело отлучаясь от своих развязных приятелей, которых, на их счастье, не вынудили угрозами тащить за собой братьев или сестер (а побывать в Глэдстоун – мечта любого ребенка округа Нью-Хейвен). Йен принял препятствие как вызов и пока справлялся с лавированием между «угождать Растину и быть поблизости» и «присмотреть за капризной малолеткой». Как и любой подросток, он не горел желанием возиться с детьми, когда есть возможность оттянуться в парке со сверстниками и поиграть в увлекательные социальные игры во власть.
Являясь, в сущности, не самым плохим парнем, Йен в глубине души любил свою сестру. Но свободу и развлечения он любил больше. Будучи младше, они много времени проводили вместе, играя во все подряд. А потом Йен вырос, а Нона все еще оставалась слишком маленькой, чтобы понять и принять новые интересы брата, чьим временем прежде пользовалась безлимитно. Она всеми способами требовала к себе внимания, чем еще сильнее раздражала и отталкивала брата. Это привело к тому, что он стал металлически холоден к ее манипуляциям, провокациям и слезам, как будто кто-то щелкнул пальцами и подменил его.
Вот и сегодня, если бы девочка не устроила истерику с «агонией» на полу, мать не заставила бы Йена брать ее с собой. «Либо ты идешь с нею, либо не идешь вообще», – процедила она и так хлопнула дверью, что дальнейшие пререкания казались бессмысленны. В отместку за эту подставу Йен весь вечер почти не разговаривал с сестрой, не обращая внимания на хныканье и прочую актерскую игру. Чисто механически он переводил ее из одного места в другое, покупал билет и вручал ей в руки, чтобы избавиться на следующие десять минут, и вновь спешил к приятелям.
Невероятно интересные рассказы о том, кто, кого, как и когда отметелил/облапал/унизил, необходимые ему рассказы, долго ждать не могли. Он обязан быть в курсе всего, о чем говорят в этой компании. Малый просчет, незнание – и ты уже чужак. Как полицейский,
Общаясь с ребятами постарше, Йен Флинн ощущал удовлетворение и гордость. Он сам сумел поставить себя так, чтобы к нему хорошо относилась условная школьная элита, считая в общем-то полезным и смышленым парнем. Вот только Нона всех раздражала, включая самого Йена, и было бы очень здорово от нее избавиться, но делать было нечего. Он приглядывал за нею менее чем вполглаза, основное внимание уделяя расположению Растина и его прихвостней, которые уже достигли возраста презрения к аттракционам и любви к выпивке. Включая Йена и Растина, сегодня их было семеро, и все уже захмелели.
За разговорами и взаимными подтруниваниями прошло значительно больше времени, чем длительность сеанса на лошадках, куда Йен упрятал Нону в последний раз. Но под действием марихуаны и пива, увлеченный смешными историями друзей, подросток об этом не вспомнил. Его качало на волне легкости, а еще – немного хотелось помочиться, но совсем малость, где-то на задворках разума проклевывалось это желание. Которое он, собственно, и осуществлял за палаткой с попкорном, когда весь воздух вокруг загремел от женского голоса.
Первый вопрос – почему так громко? – сразу же получил ответ, стоило поднять глаза и увидеть перед собой столб с рупором громкоговорителя (столб, который он только что пометил). Второй вопрос – что происходит? – оказался сложнее для затуманенной токсинами головы. Сначала слов было не разобрать из-за помех, и от внезапности Йен даже пригнулся, чуть не испачкав брюки. Это был бы окончательный крест на его репутации. Йен Флинн обоссался прямо в парке, представляете? Как опущенный в тюрьме, даже хуже.
– …минут назад потерялась… – Часть объявления невозможно было расслышать из-за смеха ребят, а смеялись они над тем, с каким лицом он вышел из-за палатки, застегивая ширинку так быстро, что чуть не прищемил кожу. – Ростом примерно три с половиной… прошу всех… осмотреться… прямо перед вами.
– Нет, – пробормотал Йен с отсутствующим видом. – Нет, нет.
– Ты там че, обоссался, малыш Йенни? – заржал Растин, а за ним и остальные, словно игрушки, которые повторяют за тобой любые звуки.
– Да заткнитесь вы все! – Он ждал, что информацию повторят, но смех мешал ему услышать что-либо.
– Ты охренел? – Растин опустил пиво. Это было не по протоколу.
– Сколько времени? Сколько времени мы уже торчим здесь?!
Все молчали, пораженные внезапной переменой в его поведении, которая нарушала негласные условности. Подобной дерзости от него никто не ожидал.
– А чего ты так засуетился? Надо домой, к мамочке?
– Больше десяти минут, да? И больше двадцати…
– А! Я понял. О малой вспомнил? Я думал, тебе на нее насрать.