Забег на невидимые дистанции. Том 1
Шрифт:
Родители Нины долго его не отпускали. До самой темноты предлагали сначала деньги, потом – купить ему что-нибудь, например билеты на аттракцион, на самый дорогой или вообще на любой, куда он хочет, или ящик колы, или попкорна, или мороженого, или сладкой ваты, или… Ларс мягко от всего отказывался, терпеливо ожидая, когда у них иссякнет фантазия и закончатся варианты. Наконец, они против воли купили ему билет на колесо обозрения, и теперь у Ларса в кармане стало три бумажки, которыми он не воспользуется. Спорить оказалось бесполезно: порой нужно дать человеку возможность проявить благодарность в любой форме, чтобы он чувствовал себя счастливым.
– Ну, парень, век буду благодарен, – произнес отец
– Рад помочь, – с облегчением улыбнулся Ларс и пожал руку в ответ.
На этом они распрощались. К тому моменту уже совсем стемнело.
Уважение в глазах этого мужчины и неподдельная благодарность женщины оказались достойной моральной компенсацией за утраченную возможность сблизиться с Лорой. И все же Ларсу было грустно, впервые так грустно. Трудно было разобрать, из-за чего именно: то ли из-за нарушенных планов, которые так долго и тщательно вынашивались; то ли из-за червоточины в глубине души, которая нашептывала, что он недостоин уважения и благодарности, ведь помогать девочке поначалу не собирался, сомневаясь, а не заняться ли ему лучше своими делами; то ли из-за того, что ему пришлось против воли выступить в неподходящей роли и доспехах благородного рыцаря…
Или была еще одна причина кислого настроения, самая неявная, самая неправдоподобная – эта девочка. Ему пришлось вернуть ее родителям (Пришлось? А ты что, хотел оставить ее себе? Брось, Ларс, что ты вообще, мать твою, несешь?), а когда все слова были сказаны и наступил момент оставить в покое воссоединившуюся семью, он не смог отказать себе в возможности напоследок взглянуть на Нину.
Невозможно было расшифровать эмоцию в ее взрослом взгляде, но под ключицами пробежал холодок, как будто кабинка роллеркостера замерла в самой верхней точке, прежде чем сорваться вниз.
Удаляясь от здания администрации парка, погруженный в свои мысли, Ларс краем глаза приметил худого взъерошенного паренька примерно своих лет, который с перекошенным от испуга лицом мчался к радиорубке, задевая и расталкивая встречных. Ларс не придал этому значения. Он все еще чувствовал груз на указательном пальце, но вскоре, шаг за шагом, фантомное ощущение оставило его, чтобы вернуться позже, спустя много лет.
Возвратившись к приятелям, Ларс узнал, что, пока его не было, Лору забрал отец. Он приехал внезапно, был очень зол и силой увел ее в машину. Девушка плакала. Услышав это, Ларс всей душой пожалел, что не оказался рядом, а помог этому ребенку, и тут же всей душой возненавидел себя за это сожаление. Разве не приобрел он сегодня нечто большее, чем симпатия противоположного пола, которой, откровенно говоря, у него в избытке? Всем одновременно не поможешь, даже если хочется. Приходится выбирать.
Если бы кто-то хотел узнать ответы на вопросы, как человек может и сокрушаться своему поступку, и гордиться им, и жалеть, что поступил так, а не иначе, и радоваться этому, испытывать небывалый прилив сил от полученной похвалы, и ощущать себя самозванцем, недостойным доброго взгляда, ему следовало бы спросить об этом у Ларса в тот вечер и познать всю глубину человеческих противоречий.
Безумно жаль, что Лора уехала, они ведь даже не поздоровались, а ее отец всегда вел себя как полный мудак. Но воспоминания о том, с каким теплом и уважением ему пожали руку, как на него смотрели покрасневшими глазами, хлюпая носом, ловили каждое слово, смеялись осипшим от слез и нервным голосом, – затмевало все сожаления о разрушенном плане, смытом волной обстоятельств, словно песочный замок на приливе.
Ему понравилось помогать. Ему очень
Приятели не заметили в нем внутренней перемены, да и никто снаружи не заметил бы то, что перестраивается внутри человека как будто на уровне молекул. Сегодня ему впервые выпала возможность изменить себя в лучшую сторону. Наступит день, и окружающие тоже заметят это, но не сейчас.
Вновь оказавшись в компании, уже изрядно подпитой, Ларс предложил разыграть три ненужных ему билета путем посещения тира, а затем собираться домой, чтобы успеть на последний автобус и до полуночи добраться в Уотербери. А в идеале – еще и успеть протрезветь, чтобы от родителей не влетело. Предложение было встречено положительно.
Через время, покидая все еще шумный и переполненный парк, подростки не представляли, что в последний раз посещают Глэдстоун, этот островок веселья и беззаботного детства, затерявшийся между несколькими городками округа Нью-Хейвен, штат Коннектикут. Таким, как сегодня, он и останется в их памяти. Мальчишки доедали соленый арахис и чипсы, весело обсуждая результаты стрельбы в тире, на ходу выгребали мелочь на проезд из всех карманов, и ни единой серьезной мысли, к счастью, не посещало их головы.
Высокий худой темноволосый юноша выкуривал сигарету за сигаретой, внимательно наблюдая за эмоциями на лицах старшеклассников.
Прокуривая едким дымом одежду и пальцы (а ведь запах обязательно учует мать, но сейчас его это не волновало), он успевал в нужный момент улыбаться, смеяться или вставлять колкую шуточку, улавливая общее настроение и невзначай напоминая о своем присутствии.
Желтая пачка «American Spirit», театрально извлекаемая из нагрудного кармана клетчатой рубашки, помогала ему строить из себя дерзкого парня, которому родители не указ (даже самому верилось), что в действительности было далеко от правды. Но чтобы тусоваться в такой компании, как эта, притворяться нужно много и умело. В этом он поднаторел, ведь вся суть школьных будней сводилась к социальной мимикрии с целью выживания.
Как положено, в группе подростков обычно имеется один альфа, за поведением которого (с целью откусить немного власти) следят все остальные, чтобы угодить, помочь или поддержать – в зависимости от ситуации. Здесь альфой был Верзила Растин: помимо выдающейся для старшеклассника комплекции и силы он заслужил статус авторитета еще и из-за любви к спонтанным издевкам и жестоким шуткам.
Чувство юмора у него, надо сказать, было специфическое. Предугадать настроение Растина было невозможно, ссориться с ним – опасно, а дружить – престижно. Если, конечно, можно назвать дружбой пляску на минном поле. В старшей школе Вудбери его считали одной из значимых персон, без которой не обходилось ни одно крупное событие внутрисоциального характера, например, избиение новенького или злой розыгрыш над учителем.
– Народу тут сегодня, конечно, – быдловато сплюнул Растин, – хрен пройдешь.
– А вот и я говорю, слиском много людей, и с сего бы это, ведь Хеллоуин только послезавтра, а кто-то узе в костюмах, ну не придурки? – затараторил автоматом главная шестерка Растина – паренек с плохими зубами по имени Сэм, которого тот всегда таскал с собой.
Его еще называли «сепелявый Сэм», над чем Верзила гоготал в голос прямо при компаньоне. Отношения между ними сложились весьма своеобразные, и никто не мог взять в толк, что держит вместе опасного хулигана с нотками великодушия в характере и трусливого аутсайдера, кроме взаимного симбиоза самоутверждения-прислуживания. И ведь ясно, что было там что-то еще.