Заберу тебя себе
Шрифт:
Аппетит вроде как есть, но только вилкой ковыряю в тарелке. Заполнить пустоту и тишину хочется, а нечем. Слов нет.
Снова извиняться? Ну уж нет. С таким же успехом и сама Анька могла зацепиться за выступ и грохнуться.
Каждый косится на часы. Прошло уже около часа после нашего выступления. Нет ни организатора, ни хозяйки вечера. Это значит, что нам точно уже не заплатят. И хочется заплакать. Зажмуриваю глаза, сдерживаю слезы.
Просто я не люблю плакать.
– Девушки, добрый вечер, – мужской голос заставляет
Он неприятно пробирается под ткань костюма, под кожу и предательски холодит. Хочется пятиться назад, укрываться и прятаться. Настолько он неприятный.
– Добрый вечер, – Анька реагирует первой. Обладатель низкого голоса ей тоже не нравится. По сторонам оглядывается в поисках поддержки, которой и нет вовсе.
Парень лет двадцати пяти, не больше. Одет в шикарный костюм, как и все гости. Улыбается только странно. Не хочется ему отвечать улыбкой в ответ. Противное состояние внутри. Будто сладкого переела, внутри все горит и щиплет, а живот и желудок скручивает от ударной дозы сахара.
– Видел вас на сцене. Не оставили вы меня равнодушным. А я, признаться, не очень люблю такое искусство.
– Такое это какое? – Анька зачем-то решила вступить с ним в диалог. А мне хочется схватить свой рюкзак и уносить ноги.
– Классическое. Я больше про выход за рамки, – подмигивает нам обеим и показывает свои зубы. Два передних резца чуть выдвинуты некрасиво вперед. – Немного разнообразия не помешает. Да, малышки?
Он смотрит ровно на меня. Так, что сердце все болезненно скрючивается от страха. Волоски по всему телу встают дыбом и от моего частого дыхания шевелятся.
– Тебя как зовут? – обращается ко мне. Во рту сухо, слова невозможно произнести. Кажется, и гул какой-то в ушах. Комната начинает вращаться вокруг меня со скрипящим звуком.
– Ух-ходите, пожалуйста, – звучит так жалко, что он вот-вот рассмеется мне в лицо.
– Ну-ну, так быстро? Я рассчитывал на некую беседу там, общение.
Парень поднимается с кресла и идет в мою сторону. Перестаю дышать. Все безусловные рефлексы дают сбой. Тело резко забывает, как это – дышать?
– Боишься меня, да? Не бойся.
Сам настолько приблизился, что я чувствую тяжесть его тела, пригвождает меня к земле только своей силой. Маленьким испуганным зверьком себя чувствую. Мой взгляд, уверена, мечется, а слезы предательски скатываются.
Анька быстро забрала свой рюкзак, вещи и только и слышу, как хлопнула дверь. Она меня бросила, сучка. Оставила один на один с этим неандертальцем и тупо сбежала.
Разозлиться бы на нее. Но, знаю, сама поступила бы так же. Инстинкт самосохранения он ведь такой. В первую очередь думаешь о себе.
– Так как зовут тебя, красивая?
Отрицательно машу головой и неаккуратно слезы размазываю. Перед глазами все плывет, а я тону в своем страхе. В голове мысли только о том, что будет дальше. Хочу их стряхнуть, но не
Прикрываю глаза, чтобы мысленно вести счет. Приготовилась терпеть. А он отскакивает от меня с воплем и отлетает куда-то в стену. Я от этого резкого движения сама падаю назад, зацепив какую-то вазу.
Твою ж мать. Надеюсь, это стекло, купленное по акции.
– Ты охренел, Петюнечка? Тебе показать, как с девушками общаться надо? В твоем пансионе в Шотландии не научили, что ль? Так я покажу.
Удар! Еще удар. Моего обидчика кто-то бьет, а я… зажмурилась и отвернулась.
– Да все, все. Понял. Перестань уже, Кир! Больно, черт.
Но следует последний удар и крик.
Приоткрываю один глаз, и открывшаяся картинка странно греет душу. Она неправильная, даже опасная, а мне так нравится.
Кир будто с катушек слетел: рубашка порвана, волосы взлохмачены еще больше, плечи так высоко поднимаются, что, кажется, он в легкие быстро и резко весь воздух закачивает одним вдохом.
Глава 6
Зоя.
– Ты мне нос сломал, ублюдок! – голос этого Петюнечки уже не кажется мне холодным и противным. Только писклявым. – Жди ответку, Леманн. Матери расскажу.
– Ты еще больший дебил, чем я думал. Маме он расскажет… Ты еще захныч. Помнишь, как ты с дерева упал в десять лет и в слезах жаловаться матери побежал? «Мама, Мама, меня Кирилл толкнул». Тьфу!
Он говорит это все быстро, но с выражением. Нагнулся к сгорбленному Петечке и сам вставать не спешит. А я хочу, чтобы уже отошел от него и обратил внимание на меня. Кого защищал-то? Или кулаками просто пришел помахать?
– Давай, Петька, извиняйся, – устало говорит и бросает на меня взгляд. Он такой темный, еще злостью отливает за слиток золотой.
– Да пошел ты, – толкает Кирилла, и… убегает.
Смотрится смешно, я даже прыскаю от смеха. Страх ушел и больше не возвращается. Комната вернулась на место, голова уже не кружится. Дышу свободно и чувствую туалетную воду моего спасителя.
Эх, Зоя, друг Навицкого стал уже для тебя не просто Кириллом, сокращенно Киром, а «спасителем». Треснуть бы тебе за то, что размякла как сыр на солнце.
Мы оба смотрим на дверь, которая открыта настежь. Мне резко становится неуютно в одном помещении с Кириллом. Знаю, спас, но от него я тоже не знаю, чего ожидать. А учитывая его настойчивость, так вовсе паутиной рядом с ним обрастаю.
– Извини его, – начинает первый.
Мне вдруг начинает казаться, что сейчас он стал другим. Пропала настырность, вседозволенность. Игра, в конце концов. Передо мной не мажор, которому можно все, а обычный парень, который поступил благородно.