Заберу тебя у отца
Шрифт:
– Слушай, тут у меня пару отменили… - не ожидая ответа на свой вопрос, частит Софа дальше, - и я уже свободна. Ждать тебя?
– Твою ж, - хмурюсь, думая, как поступить, - я еще немного занят.
– Без проблем, дойду домой пешком.
– Нет! – Я едва не разворачиваю машину в неположенном месте, настолько против этой идеи, - никуда не выходи из института. Сейчас подъеду.
Не хватало еще, чтоб она влипла в неприятности, пока я обязан за ней присматривать. У Березнева итак растет негласный список того, за что он имеет право оторвать мне голову, не хватало еще прибавить к этому
– Класс. Жду, - выдыхает Софа, и отключает вызов.
Почему последнее слово она не произнесла, а практически мурлыкнула в трубку? И почему я улыбаюсь, разворачиваясь, и набирая скорость по пути к этой несносной девчонке?
– Привет! – спустя пятнадцать минут воочию уже щебечет Софа, залезая в машину с двумя стаканчиками, - я купила тебе кофе.
Она улыбается, щурится в обеденном ярком солнце, двигает плечами, чтобы сбросить рюкзак, и перекинуть его на заднее сиденье. Во всех ее движениях столько жизни и раскованности, что я позволяю себе тупо полюбоваться пару минут всем этим представлением, осторожно принимая из ее рук стаканчик, и снимая с него крышку.
– Американо, - опережает меня Софа, даже не дав взглянуть в стакан, - без сахара и добавок. Как ты пьешь такое?
– Сейчас я бы выпил двойной эспрессо, - честно отвечаю, и делаю большой глоток, кайфуя от благородной горечи, - но это тоже неплохо. Спасибо.
Софа фыркает, и ее скулы очаровательно краснеют, пока она сама утыкается в стаканчик, и ерзает на сиденье. Клянусь, сейчас большее, что мне хочется – это притянуть девушку к себе, чтобы она затихла, наконец, и перестала постоянно двигаться, и медленно поцеловать эти губы, пробуя наверняка ее сильно молочный напиток, и наслаждаясь сладостью губ…
– Дай сюда, - чуть сипло прошу я, и едва ли не отбираю ее стаканчик, - тьфу ты, карамельная дрянь.
– Так это и не для тебя! – снова фыркает она уже чуть обиженно, а я не знаю, как объяснить это.
Что мне сказать? Что из всех желаний мне доступно лишь попробовать чертов кофе из ее стакана? И что не будь полковника с его относящейся напрямую к ней родословной, я бы уже давно выкинул в мусор все посторонние предметы, и отвез ее к себе на квартиру? Звучит как то, чего хочется нам обоим, но нельзя, нельзя, нельзя…
Паршиво-то как. И солнце уже не кажется таким приятным, и сидящая рядом Софа затихла…
– Поехали, - выдыхаю я, заводя машину.
– А куда мы?
Этот вопрос девушка задает спустя десять минут, когда понимает, что мы едем не в сторону дома. Удивленно поворачивается – а я сжимаю руль, понимая, что это все совсем не входило в планы.
Да и не хотелось мне при Софе общаться с матерью…
– У меня мама в больнице, - все же отвечаю я, и залпом допиваю американо.
– Ой.
– Ничего страшного. Сегодня ее выписывают, и нужно отвезти домой.
Офа медленно кивает, смотря в лобовое, и я буквально чувствую, как в ее голове крутятся шестеренки. О чем она думает?
– А… Что у нее болит? – совершенно по-детски интересуется она, и я усмехаюсь, зная, что ответить.
– Печень. Но если ты спросишь у нее самой, она скажет, что душа.
На этом наш разговор заканчивается, и Софа больше не задает вопросов.
– Я могу пойти с тобой? – все же отмирает Софа, когда я глушу двигатель.
– Ты не можешь. Тебе придется пойти, иначе я не смогу спокойно заполнить все бумаги, не оглядываясь в окно, ожидая очередных неприятностей. Так что выходи из машины, и желательно веди себя потише. Если сумеешь.
Софа закатывает глаза, распахивая пассажирскую дверь, и отчего-то пытается вырваться, забыв отстегнуть ремень. Тот резко возвращает ее назад – и девушка ойкает, удивленно глядя на меня.
– Вот и я об этом, - киваю, усмехаясь, и Софа недовольно щелкает ремнем, а затем шарахает дверью внедорожника.
На самом деле, в обычной жизни я готов буквально сам треснуть тому, кто так обращается с моей машиной, но почему-то действия Софы меня лишь забавят, и совершенно не выводят на злость. Может, потому, что она выглядит крайне мило в своем недовольстве? Я понятие не имел, кто отключил мои обычные реакции, но факт остается фактом – я с ней будто бы другой человек.
Мы входим в больницу, где уже все настолько привычно и знакомо, что я киваю медсестре на посту, и двигаюсь в кабинет заведующего. Кажется, с детства тут все однотипно – серо-зеленые стены, железные скамейки, на которых только недавно перетянули раскуроченные сиденья. Наверно, это единственное изменение – не считая телевизора в общей гостиной, который я лично пожертвовал сюда, когда начал нормально зарабатывать. А так обычное отделение – не платное, потому что в квалификации врачей тут я за много лет уверен. А удобство можно купить и здесь, просто оформив платную палату.
– Добрый день, - после пары стуков захожу в кабинет я.
Врач встречает уже как старого знакомого и хорошего друга, рассказывая о состоянии матери, пока мы проходим и садимся. Софа молча маячит за моей спиной – пока мы обсуждаем анамнез, и врач отдает мне все нужные документы на подпись.
– Роб, - мягко увещевает меня доктор, когда я ставлю последнюю закорючку, - ты молодец. Не злись на нее сильно – не понять тебе ее горя, да и слава богу.
Я киваю, чувствуя напряжение за своей спиной, и представляя, что там себе навыдумывала Софа. Затем мы идем на выход, где врач кладет руку на мое плечо, и снова просит быть помягче.
Блять, а вот это уже подбешивает. Будто я тиран какой-то, а не сын, что с пятилетнего возраста был вынужден подтирать за матерью. И до сих пор, между прочим, занимаюсь этим – только уже, хвала деньгами, не самостоятельно.
Мы идем в палату, и Софа по-прежнему молчит. Даже когда открывается дверь, и перед нашими глазами предстает худенькая старушка (хотя матери всего-то пятьдесят шесть), которая с помощью двух рук встает с удобной кровати.
– Робик, - скрипит ее голос при виде нас, и мне стоит большого труда не сморщиться, и держать лицо бесстрастным, - Робик.