Заберу тебя у отца
Шрифт:
И не простит меня, что должно успокаивать, но почему еще больше придавливает в груди.
Глава 28
Глава 28
Софа
Домой я захожу, слегка пошатываясь, и не могу попасть ключом в замочную скважину. Трясущиеся руки пару раз тыкают железяку, но каждый раз получается невпопад – и я ловлю себя на мысли, что это весьма символично.
Невпопад.
Как и я для Роба со своими чувствами. Дура, тупая и наивная, вот какой он
Холодные щеки обжигают два горячих ручья, но мне все равно. Вообще не понимаю, как дошла до дома – в голове все плыло и постоянно хотелось опуститься куда-нибудь сесть. Так, кажется, я пару раз и делала – и с трудом вставала, чтобы идти дальше, боясь просто уснуть.
Неожиданно дверь собственной квартиры с громким лязгом раскрывается, и из горящей ярким светом прихожей на меня смотрит отец. Глаза дикие – а в руке он зажимает трубку, по которой в данный момент с кем-то общается.
– Отбой, Серег. Вернулась. Да, да, отменяй поиски. Перезвоню.
Он сбрасывает вызов, и осматривает меня с ног до головы, с каждой секундой становясь все страшнее. Открывает рот – но затем сводит обратно челюсти, и одной рукой за плечо втаскивает меня в дом.
– Где ты была?! – орет папа, шарахая дверью, и в упор приближаясь ко мне, - где, твою мать, тебя носило до часу ночи?!
Час ночи? Ничего себе, оказывается, сколько я бродила… Совсем не заметила времени. Но теперь хотя бы понятно, отчего руки и ноги так промерзли, а теперь бросает в жар от тепла в квартире.
– Софа! – не выдерживая и трех секунд моего молчания, встряхивает меня отец за плечи, и я даже сама удивляюсь своей безучастности, тупо глядя куда-то за его плечо на стену, - где ты, твою мать, шлялась?! Тебя искали несколько отделов, да я всех людей на уши поднял!
Я пытаюсь сфокусировать взгляд, но выходит с трудом. Мне плохо, и одновременно настолько непривычно, что я не знаю, как «включиться», и отреагировать верно. Я разбита и выжата, и самое последнее, что меня сейчас волнует – это то, что мой отец обо мне беспокоился.
Как бы отвратительно это не звучало.
– Я в порядке. Просто задержалась… - Пытаюсь тем не менее как-то ответить я, чтобы скорее попасть в свою комнату.
– Где?! Я звонил Аси, у нее тебя не было!!!
М-да, обычно я предупреждаю подругу, что меня надо прикрыть. Что ж, ее можно понять – наверняка она тоже беспокоилась.
И мне тоже на это абсолютно пофиг.
– Значит, не у Аси.
– А у кого?!
Отец пытается поймать мой взгляд, но я лишь мотаю головой, и пытаюсь вырваться из его рук. Я знаю, что такое опоздание и такие слова – просто последний гвоздь в крышку гроба моей свободы. Но сейчас мне абсолютно плевать.
Хочу уйти. Не хочу слушать обвинения, я итак сегодня достаточно выслушала… От другого мужчины.
– Отпусти, - сперва вяло, а затем уже сильнее
– Ты у меня с места не сдвинешься, пока не скажешь, где была столько времени! И что у тебя с глазами?! Ты пила?
Он принюхивается, но ничего не чувствует, и это, кажется, его еще больше пугает. Как-то ошарашенно он отодвигается назад, и у меня появляется пространство для маневра.
– Завтра сдашь мочу на наркотики.
Чего?!
– А ты не перебарщиваешь?! – ору я, просто не в силах поверить, что ему пришло подобное в голову, - еще и в наркоманки меня запишешь?! Может, сразу в шлюхи, раз уж на то пошло?!
У меня слезы, кажется, сейчас прорвут просто оба глаза, но я из последних сил не моргаю, стараясь сдержать их на грани. Отец сжимает все – губы, обе руки в кулаки до побеления костяшек, и сощуривает глаза, кажется, сам не веря, что я такое сказала.
– Ты не говоришь, где была, приходишь в немыслимое время, шатающаяся, замерзшая… Выглядишь так, как обдолбанные, которых мы вскрываем в общагах и заброшенных домах. Все еще думаешь, что я перебарщиваю?
– А может, у меня что-то случилось! Может, у меня проблемы, или горе… А ты сразу записал меня в какое-то отродье!
– Горе? У тебя? Не смеши! Что у тебя может случиться кроме плохой отметки в институте?! Да и будь у тебя проблема – ты бы просто пришла и все мне рассказала…
– Да щас!!! – ору я, и слезы все-таки пробиваются, в несколько потоков стекая по щекам, - пришла бы я к тебе, как же! Ты же не способен вообще ни на какое сочувствие! Для тебя депрессия – это новомодная хрень безработных, а никак не реальная болезнь! И ты думаешь, я пришла бы к тебе за помощью?! Да от тебя даже мама сбежала – и ты все равно остался таким же надменным, лучше всех знающи жизнь сухарем!!!
Выплюнув все это, как сгусток яда, я обессиленно замолкаю, и просто молча реву посреди прихожей. Отец молчит – и впервые, кажется, не знает что сказать. Я смахиваю слезы, и вижу, что его лицо буквально сереет на глазах – а затем он поднимает руку, и указывает на дверь моей спальни.
– Уходи.
Глухо, пусто. Так, чт у меня все внутри сворачивается в тугой узел, и я делаю маленький шаг вперед.
– Пап…
– Просто скройся вон с моих глаз. Неблагодарная дрянь, вот кого я вырастил. Как и твоя мать.
Это – последняя капля. А я еще вдруг с чего-то решила, что ему больно!!!
Я кидаюсь к своей спальне, берясь за ручку двери, и напоследок оборачиваюсь к человеку, которого знаю и не узнаю одновременно. Он ведь родной мне, так? Тогда почему я чувствую с ним пропасть больше, чем со всем остальным миром?!
– Я тоже от тебя уйду, - тихо произношу я, смотря прямо перед собой, - не разрешишь – тогда просто сбегу, переведусь на вечернее, буду работать. Все, что угодно, лишь бы не быть под твоим вечным контролем, в котором просто невозможно жить.