Заботы Элли Рэйт
Шрифт:
Глава 3
– - От же ж зараза! А у меня еще и коза не доена! – спохватился Ирвин. – Ну ты это… ты давай Джейку покорми, а я Чернышку подою.
Он засуетился: некоторое время клацал у печи чем-то железным и засветил два крошечных огонька в двух глиняных соусниках. Один такой «соусник» он поставил на стол, а второй оставил себе. И перед уходом даже помыл руки в каком-то тазу с мутной грязной водой. Вытер об висящую рядом заскорузлую от грязи тряпку, прихватил с одной из полок пустой глиняный кувшин и ушел.
Я опасливо подошла к малышке,
– - Сейчас-сейчас, подожди, маленькая, – я торопливо распутывала узел на детской ножке и с ужасом рассматривала там весьма ощутимую потертость от грубой веревки: красное воспаленной кольцо охватывало нежную щиколотку ребенка.
Мокрую обгаженную сорочку я сняла с нее и бросила прямо на солому, оглядывая дом в поисках детской одежды. Попав ко мне на руки, малышка перестала так истошно кричать, но все еще продолжала время от времени всхлипывать. С голенькой девочкой на руках я бродила по избе, пытаясь сообразить, где что лежит.
Дом оказался поделен на три неравные части: большая проходная комната, которая одновременно являлась и кухней-гостиной-столовой, и моей, точнее, уже умершей девушки спальней. И ещё две маленькие комнатенки с подслеповатыми форточками вместо окон. В одной из маленьких комнат стояла достаточно приличная кровать с ветхим лоскутным одеялом и двумя плоскими подушками в засаленных наволочках. Похоже, это была родительская спальня.
Вторая комната, зеркальное отображение первой, содержала в себе несколько сундуков и кучу разнообразного хлама. По стенам вывешено пыльное выцветшее тряпье, в углу – что-то вроде гигантской арфы без струн. К этой самой «арфе» дополнительно прислонены непонятные деревянные детали. Здесь же, дном кверху, огромный котел литров на двадцать, не меньше. Толщина нагара на нем казалась просто чудовищной, и от него сильно пахло дымом. Этот котел мешал нормально подойти к сундуку, а уж с ребенком на руках и вовсе проделать этот трюк было невозможно.
Недолго думая, я содрала со стены какую-то пыльную шмотку, похожую на драный передник дворника, и завернула озябшую девочку. Что с ней делать дальше, я искренне не понимала. Ведь таким малышам нужно отдельное питание. Где я его возьму? Между тем, девочка окончательно успокоилась и, произнеся какой-то странный булькающий звук, быстро протянула ручку к моим волосам, цепко зажав пучок. Я взвыла от боли, продолжая прижимать ее к себе: она схватила прядь на том виске, где была рана.
Боль быстро заставила меня соображать. Я бегом подошла к столу, сдвинула в сторону грязные миски и усадила туда малышку, изгибаясь над ней буквой «зю». Руки у меня наконец-то освободились, и я принялась выпутывать тонкие пальчики из слипшихся прядок, стараясь не сделать себе еще больнее.
Освободившись, села на одну из двух табуреток прямо перед девочкой и положила руки слева и справа от ее крошечного тельца, боясь что она упадет со стола. Малышка немедленно повернулась и потянулась к тому самому глиняному «соуснику», который весьма тускло освещал комнату. Придерживая ее одной рукой, я отодвинула опасную игрушку подальше и только сейчас заметила возле печи-плиты, в которой тускло дотлевали угли, почти не давая света, огромный
Вот бог весть, как я догадалась, но, взяв малышку на руки, я подошла к этому комку, откинула в сторону вусмерть засаленные края старого ватного одеяла и обнаружила там, внутри горячий еще горшок, прикрытый деревянной крышкой. В этом горшке нашлась искомая картоха. Беда только в том, что сварили ее в мундире. А на руках у меня была малышка в тряпке. Начистить её до прихода Ирвина я, разумеется, не успела.
Ирвин моей нерасторопностью остался недоволен. Сам он гордо выставил на стол кувшин, наполовину заполненный молоком, и начал ворчать:
– - Эка ты баба бестолковая! Тебе волю дай, ты так и будешь с ней с утра до ночи тетешкаться! А дела по дому ктой-то тогда справлять будет? Поклади Джейку на место и ставь ужин, – грубовато приказал он.
С одной стороны, в этом мире мальчик был единственным моим источником, способным поделиться информацией. С другой стороны, на ум мне неожиданно пришла старая пословица: «Учи дитя, пока поперек лавки лежит.». На мой взгляд, Ирвину было около шести-семи лет. И для меня, относительно взрослой девушки, он все еще лежал «поперек лавки».
– - Если ты еще раз начнешь мне указывать, что я должна, а что не должна делать… ужинать пойдешь к козе в сарай. Понял меня? – я возвышалась над ним с ребенком на руках, обозленная на весь мир, и мгновенно почувствовала укол совести из-за своей грубости: мальчишка сник и опустил глаза, так и не рискнув мне возразить. Выждав минуту, я спокойно попросила: – Пожалуйста, посиди немного с Джейд, а я почищу нам картошку на ужин.
– - Если хочешь, я и сам могу… – он по-прежнему не поднимал на меня глаз.
Совесть принялась жрать меня еще пуще: «Господи! Он совсем ребенок еще. Он только что потерял мать и хоть какую-то опору в этом мире… А тут еще и я… Могла бы, дурища, и помягче мальчика одернуть…». Посмотрела на его руки с грязными ногтями, потом посмотрела на свои, такие же грязные, вздохнула и сказала:
– - Подскажи, где взять чистую миску.
Ирвин мотнул головой куда-то в темный угол, где обнаружилось что-то вроде ларя с посудой. Там нашлась полосатая обливная миска из глины, несколько таких же плошек поменьше размером, заткнутая деревянной пробкой бутыль с чем-то непонятным и еще какие-то вещи, рассмотреть которые впотьмах я не смогла. Накрывать на стол я не рискнула.
Ирвин, покопавшись в хламе на том огромном топчане, к которому раньше была привязана его сестра, притащил еще одну длинную рубаху для малышки. Она была не сильно чище той, что валялась сейчас грязной тряпкой на обоссанной соломе, но, по крайней мере, эта была сухой. Тряпку, в которую была завернута девочка, я сложила вдвое и расстелила на полу. Туда усадила малышку и села рядом, поставив перед собой горшок с картошкой и чистую миску.
Нож, который мальчишка подал мне со стола, был изрядно сточен и не слишком удобен. Но картошку я чистила, скидывая еду в миску. А брат сидел рядом, мотыляя перед лицом Джейд бывшим когда-то красным, а теперь пыльно-розовым лоскутом. К моему удивлению, малышка искренне радовалась, пытаясь схватить тряпку рукой.