Забудь свое имя…
Шрифт:
— Все пять…
— Достаточно, чтобы принять решение. Когда ломают дверь, разведчик или стреляется, или рассчитывает варианты, не хуже шахматиста… Полноте, Бариентос! Переходите к делу… Можете, если хотите, начать не с техники, а с людей. Итак, с кем вы связаны?
Райт был готов ко всему — к пыткам, расстрелу, петле. Но не к этому — мягкому тону и «джентльменскому» поведению следователей. К чему они ведут?.. Страх ледяной лапой придушил Райта, едва не лишив сознания.
— Ну же! — поторопил Бёмельбург. — Начинайте с Парижа. Адрес?..
— Рю Марбеф, — сказал Райт, холодея…
Закончив первый допрос,
— Спросите его о Женеве, — сказал Панвиц. — Это очень важно.
— Понимаю… Кстати, в его паспорте есть швейцарская виза и полицейские отметки.
— Вы думаете?..
— Если позволите, я повременю с ответом.
— Хорошо. Постарайтесь заставить его записать свои показания. Прощупайте Париж и Женеву со всех сторон и, главное, добейтесь ясных ответов. Не давайте Бариентосу вилять.
До утра Бёмельбург и Геринг успели, сменяясь, исписать стопу бумаги. Райт не запирался: перечислил парижские и брюссельские адреса Сент-Альбера, Пибера и Дюбуа; назвал он и радиоточку Сезе в Остенде; отдохнув, стал диктовать расписание связи и частоты. Геринг спросил о шифровальных книгах. Райту были известны не все, только три, и он круглым отчетливым почерком занес в блокнот капитана их названия.
На рассвете в казарме неожиданно объявился Панвиц. Отмахнувшись от рапорта, он приказал отправить Райта в подвал. Судя по всему, он был не в духе, и Геринг, переглянувшись с Бёмельбургом, приготовился к разносу.
Гроза разразилась немедленно.
Выдвинув как таран тяжелую нижнюю челюсть и став удивительно похожим на Муссолини, Панвиц, не повышая голоса, сообщил офицерам, что Шелленберг намерен предать их суду.
— За что же? — с плохо разыгранным спокойствием спросил Бёмельбург.
— За превышение полномочий.
— Не понимаю…
— Кто просил вас торопиться с арестом?.. Не улыбайтесь, Бёмельбург, дело гораздо серьезнее, чем вы думаете. Если до утра я не получу веских доказательств, что Бариентос искренен, то днем с первым же поездом вы и Геринг поедете в Берлин.
Геринг вспыхнул.
— Я не подчинен Шелленбергу! Абвер, который я представляю в команде, — армейская инстанция!
Панвиц с интересом посмотрел на него.
— Скажите об этом бригаденфюреру. Впрочем, если вы предпочитаете попасть под суд по приказу адмирала, то так оно и будет… Не тратьте время, господа, доказывая мне свою добросовестность. Единственно, чем я мог вам помочь, — это задним числом дать санкцию на арест. Вы понимаете, что это значит?
Бёмельбург устало пригладил волосы.
— Не вижу за собой вины.
— Бариентос передал аварийный сигнал?
— Нет.
— Это так, Геринг?
— Нужны доказательства?
— Будет лучше, если вы сумеете заверить Шелленберга, что молчание рации «Маленького шефа» само по себе не является аварийным сигналом!.. Сколько осталось до сеанса?
— Около часа.
— Дайте ему рацию и его шифровки.
— Подлинные?
— Конечно! У нас нет времени для составления правдоподобной дезинформации.
Бёмельбург щелкнул каблуками.
— Хорошо…
Райт, доставленный из подвала, равнодушно выслушал Панвица.
— Вот что, мой друг, если вы начнете фокусничать, я застрелю вас.
Телеграммы Райт передал, уложившись в десять минут. Контрольные операторы, дежурившие в соседней комнате, позвонили по внутреннему телефону и заверили Панвица, что аварийного сигнала не было. Геринг перевел дух. Бёмельбург, бледный и сосредоточенный, грыз ногти на подоконнике. Панвиц с улыбкой протянул Райту портсигар.
— Браво, мой друг! Вы сделали неглупый шаг. Теперь отдохните и приготовьтесь к разговору о Женеве. Хотелось бы, чтобы вы по-прежнему проявили реализм.
Райт, не спрашивая согласия, потянулся к бутылке. Налил себе полную рюмку и, не взглянув на Панвица, медленно выпил коньяк.
— Не понимаю, о чем вы?
— Полноте, Бариентос!
Райт пожал плечами.
— Говорю вам: не понимаю.
— Вы бывали в Женеве?
— Разумеется… Как турист!
5
Перед отъездом из Парижа Сент-Альбер, измученный зубной болью, выкроил время и навестил стоматолога. Доктор Малепла держал кабинет возле площади Сен-Лазар, в модном районе; и попасть к нему на прием было нелегко. Поль, ожидая своей очереди, около часа провел в обществе старой аристократки, кутавшейся в меха, и двух юрких молодых людей с повадками спекулянтов черного рынка.
Малепла, словно маг, манипулировал блестящими инструментами; пальцы его были подвижны, как у мима. От него пахло духами и чистым бельем. Поль, борясь с болью, невнимательно слушал болтовню врача. Малепла ругал осень, парижан и падение нравов. Подумать только, дороговизна растлила парижан! Госпожа Н. — вы видели ее в приемной? — спит с немцем, а ее прадед, маршал Франции, воевал с ними. О-ля-ля! А что поделаешь, если желудок не хочет считаться ни с чем? Ему нужны доброе мясо и свежая зелень, а не дерьмо, выдаваемое по карточкам…
Назначив Сент-Альберу явиться через неделю, Малепла неуловимым жестом опустил в карман двести франков и выпорхнул в приемную навстречу тучному старику с жировой шишкой возле уха и громадным бриллиантом на пальце.
С вокзала Сент-Альбер позвонил в контору. Дюбуа сказал, что новостей нет, можно уезжать, и Поль, продиктовав ему для памяти дату визита к Малепла, как был налегке, сел в вагон и спокойно проспал до самого Лиона.
В Лионе он пробыл меньше суток, затратив их на поиски подходящей для радиста квартиры. Еще две такие надо было снять в Ниме и Нанте. Дюбуа считал, что Пиберу пора отделиться от «Симэкс» и создать самостоятельную группу. В этой мысли был резон, и Поль решил осуществить ее, не откладывая в долгий ящик. Имея резервный филиал, Пибер мог взять себе часть источников и работать независимо, страхуя парижан в случае осложнений. Думая об этом, Сент-Альбер ворочался на жесткой скамейке третьего класса и, сойдя в Ниме, едва поборол искушение позвонить в Париж из местного отделения Тодта.