Забвению неподвластно
Шрифт:
Он стал раздеваться, не сводя с нее глаз. Она тоже приникла взглядом к его телу, забыв о своей обычной стыдливости и очарованная мыслью о предстоящей близости с любимым мужчиной.
Дункан прижал ее трепещущее тело к своему. Он вновь испытал шок узнавания, как будто его кожа когда-то уже касалась ее кожи. До женитьбы он спал со многими женщинами и был уверен в том, что способен удовлетворить любую из них. Но он знал, что акт любви с Джейд будет чем-то другим, большим, чем простое физическое наслаждение.
Как звезды на небе созданы для ночи, так и ее тело создано для него. Желание обладать
Он медленно водил языком по ее губам, наслаждаясь шелковистостью внутренней поверхности, прежде чем погрузил его глубже. Его руки гладили спину Джейд, и он находил удовольствие в мягком подрагивании ее мышц под его прикосновениями. Он сжимал ее в объятиях, продолжая целовать, и их поцелуи были одновременно и страстными, и божественно чистыми. Он мог бы навсегда остаться в этом положении, просто целуя ее, но страсть требовала своего. Он почувствовал, что не может больше себя сдерживать.
Дункан перевернул Джейд на спину и начал покрывать поцелуями ее шею, постепенно спускаясь ниже, пока его губы не коснулись одного из розовых сосков. Он провел языком по этой чувственной шишечке, ощущая, как она поднимается и набухает, и принялся сосать ее, трогать языком, пока Джейд не застонала от удовольствия. Затем он двинулся к другой груди, обследовав по пути углубление, где сходятся ребра и округлые полушария, и дошел по другого соска. Потом сложил руки чашечками и накрыл ее груди, запоминая их тепло, твердость и шелковистость.
Ее губы и руки были не просто податливыми. Поцелуи и ласки, которыми она встречала его прикосновения, будили в нем огонь и силу. А когда она сжала руками его ягодицы, он был вынужден собрать всю свою волю в кулак, чтобы не наброситься на нее с жадностью голодного зверя.
Дункан оторвался от сладости ее груди и начал спускаться ниже, покрывая поцелуями и обжигая дыханием ее тело. Он чуть приподнялся, обозревая холмик Венеры между стройными бедрами. Его пальцы последовали за взглядом, раздвигая пушистые волосы, прикасаясь к лепесткам бутона ее женственности. И затем он приник к ним губами, вонзив язык в таинственную глубину.
Напряжение ее бедер, тяжелое дыхание свидетельствовали о полной готовности встретить его. Он раздвинул ее ноги и привстал над ней, задержавшись еще на одно — последнее — мгновение. Она смотрела на него, в ее глазах светились любовь и доверие. Инстинктивно она понимала, что отдает ему больше, чем может дать любому другому мужчине, больше, чем ему может дать любая другая женщина. И она надеялась, что он сможет возвратить ее дар в полной мере.
Бормоча ее имя, он сильно и глубоко вошел в ее влажное лоно. И замер на секунду. Когда их тела слились наконец в одно, время остановилось. За пределом их тел не существовало никакого другого мира. Не было ни будущего, ни прошлого, ни сожалений, ни опасений.
Дункан сдался ей полностью, с чувством, которого он никогда ранее не испытывал. Он одарил ее своей страстью, своей душой, вливая в нее свою любовь, а затем и семя; а она кричала от восторга и экстаза. Она обвила его ногами, ее тело пульсировало под ним. Радость, которую он испытал от доставляемого им Джейд наслаждения,
Дункан прижимал ее к себе, пока их сердца и дыхание успокаивались. Он приподнялся на одном локте, стараясь запечатлеть в своей памяти каждую черточку ее лица и тела. Мысль о том, как он был близок к тому, чтбы ее потерять, была настолько болезненной, словно в его сердце вонзили раскаленную иглу.
Она открыла глаза и улыбнулась ему.
— Впервые в жизни я не могу найти слов, чтобы выразить свои чувства. Я люблю тебя. Мне кажется, что я любила тебя всегда.
— Нам не нужны слова. Во всяком случае, этой ночью, — сказал Дункан, и их губы вновь нашли друг друга.
Глава 18
Ранчо Сиело. 19 августа 1929 года
Как только первые рассветные лучи разогнали темноту, Дункан зевнул и протер слипающиеся глаза. Он взглянул на спящую рядом Джейд, как бы желая убедиться, что она не призрак, не фантазия, готовая развеяться с восходом солнца. Он любил ее больше всего на свете; больше даже, чем свое искусство. Раньше он и не предполагал, что человеческое сердце может вместить такое чувство.
Но он постоянно испытывал страх потерять ее. Последние несколько дней были самыми счастливыми в его жизни. В одном-единственном существе он обрел все — любовь, взаимопонимание, интеллект, талант и страсть.
Он должен был бы упиваться своим открытием, обрести крылья. Так оно и было; но Дункан не был в состоянии отогнать дурное предчувствие, засевшее в его подсознании.
Он не мог свыкнуться с мыслью, что Джейд может исчезнуть так же внезапно, как появилась. Поэтому его сон был нервным, он постоянно просыпался, чтобы убедиться в том, что она здесь; его сердце вздрагивало при любом ее движении ночью.
Стараясь ее не разбудить, он беззвучно выскользнул из-под одеяла и прошел в ванную. «Мулинекс» висел там же, где Джейд оставила его несколько дней назад. Дункан посмотрел на платье, и от внезапной мысли у него перехватило дыхание: если оно действительно является ключом ко времени, то представляет большую угрозу для него и его счастья.
«Мулинекс» поблескивал в темноте, как угольки под пеплом, готовые вспыхнуть в любой момент. Инстинктивно он чувствовал, что платье необходимо уничтожить, разодрать на куски, разбить вдребезги инкрустацию, чтобы оно никогда не смогло унести Джейд от него. Но уничтожение платья — дурацкая идея, а он никогда не был глупцом.
Хотя Джейд повторяла, что хочет быть с ним навсегда, она не принадлежит 20-м годам. Как бы они ни старались забыть об этом, но ее жизнь и карьера состоятся через шестьдесят лет. Она живет именно в том времени. Она сама строила там свои планы, выбирала дорогу. Она была настолько независимой, что подорвала основополагающие воззрения Дункана на взаимоотношения между мужчиной и женщиной. Однажды их интересы могут разойтись. Он ли потребует от нее больше, чем она сможет дать, или она пожелает большей независимости, чем он может ей предложить, — это не важно. Не проклянет ли она в этом случае тот день, когда пожелала остаться во времени Дункана, и не станет ли его ненавидеть?