Забыть все
Шрифт:
— Дэннис? — позвала она, возвращаясь к могиле. — Дэннис, это ты?
Снова шорох, и фигура скользнула за другое дерево. Энн перешла на полубег, и пиджак Винса соскользнул с ее плеч.
— Дэннис, выходи! Все в порядке. Выходи!
Снова движение. Она бежала быстрее, уворачиваясь от веток. Ее сердце билось гораздо сильнее, чем того требовали физические усилия. Она хотела поймать его — ей было необходимо поймать его — фигурально и буквально, прежде чем он уйдет.
— Дэннис!
Она увидела его только мельком. Он бежал и бежал.
— Энн! — крикнул Винс, едва поспевая за ней. — Энн, оставьте его!
Все хотели оставить Дэнниса, но не для блага самого Дэнниса, а потому, что с ним трудно справиться. Кто-то должен позаботиться о нем, иначе он действительно пропадет.
— Энн!
Мысок ее мокасины зацепился за обнаженный корень дерева, и она поняла, что падает. Теряет его. И ударяется об землю.
— Энн!
Винс моментально оказался около нее.
— С вами все в порядке?
«Нет», — подумала она. И задрожала, когда тяжесть всего этого в одночасье обрушилась на ее плечи — неприятная неделя, в которую исключили ребенка, больше всего нуждавшегося в присмотре. И этот ребенок теперь бежал по лесу, словно дикое животное, навещая могилу, где он когда-то украл отрезанный палец мертвой женщины.
— Эй! — Винс обнял ее за плечи и помог подняться. — Вы дрожите.
— Я в порядке, — пробормотала она.
В порядке, только в глазах стояли слезы, и она молила Бога, чтобы темнота не позволила ему разглядеть их.
— Давай я отвезу тебя домой, детка, — мягко сказал он, отряхивая с нее листья и ветки. — Ты измотана.
Его участие обезоруживало. Энн могла быть сильной сколько ей угодно, но против участия… устоять не могла. Как бы она ни сжимала веки, слезы все равно появлялись.
— Иди ко мне, — прошептал Винс. Он обнял ее и прижал к себе с такой осторожностью, словно она была из фарфора. — Ничего. На этом плече уже плакали.
Впервые за всю неделю Энн отпустила ускользавшие остатки самообладания и освободилась от давления, которое накопилось в ней.
Она позволила Винсу Леоне обнять себя, прижать свою голову к его груди и сказать, что у нее все будет хорошо и она со всем справится. Она приняла утешения малознакомого человека и почему-то совсем не чувствовала себя распущенной. Она чувствовала себя… под защитой, в безопасности. Она даже не сразу разобралась в своих чувствах.
Винс словно фокусник извлек откуда-то девственно-белый носовой платок и нежно промокнул слезы на ее щеках, но не торопился отпускать ее. А Энн не торопилась уходить.
Она подняла голову и посмотрела на него, уже не беспокоясь о том, что он читал в ее глазах — грусть, уязвимость, ожидание. Он прижал свои губы к ее губам и подарил долгий и проникновенный поцелуй. А когда он закончился, она прижалась ухом к его груди и стала слушать, как бьется его сердце.
Глава сорок третья
— Вы с мамой разводитесь?
Этот вопрос прозвучал как нечто само
— Потому что тебя никогда не бывает дома, — возразила она.
Она устала и была в плохом настроении. Казалось, жизнь уже никогда не станет такой, как раньше, после того как они нашли труп в парке. И в школе никогда не будет как раньше. Томми не такой, как раньше. Никто не обращался с ней так, как раньше. Это ужасно.
Ее отец застыл, так и не бросив ей мяч, когда прозвучал вопрос. Он казался шокированным, что лишний раз доказывало, какие взрослые профаны. Будто они всегда считали, что их дети ничего не слышат, не живут в том же доме и не имеют представления о том, что происходит вокруг.
— Нет, — сказал он, подходя к ней. Он попытался засмеяться, словно такими вещами можно шутить. — Нет. С чего ты взяла, Вэнди?
Она закатила глаза.
— Пап, я не ребенок. Я понимаю, что происходит.
— А что происходит? — спросил он, садясь на каменную скамью. Он снял свою перчатку и отложил в сторону. Вэнди тоже.
— Люди заводят романы, — сказала она. — Я все об этом знаю.
Не все, конечно. Не совсем все. У нее это просто не укладывалось в голове. Ты женишься на том, кого любишь, а зачем тогда обременять себя романом? Из увиденного по телевизору она сделала вывод, что оно того не стоит, и всех, кто так поступал, презирала.
Отец почесал затылок, думая, что ответить.
— Тебе что-то говорила мама?
— Нет, потому что она теперь только плачет и не дает мне ничего выяснить.
— Детка, твоя мама огорчена из-за того, что случилось на этой неделе: ты нашла тело, и этот Фарман, который такое с тобой сделал…
— Я слышала, как вы ругались, — сказала она, разыгрывая козыря. Отец не мог знать точно, что и сколько она слышала.
Он закрыл глаза и вздохнул, зажав руки между коленями. Он казался уставшим и, может, немного раздраженным.
— Есть вещи, которых твоя мама не понимает, — сказал он отрывисто, словно разговаривал с деловым партнером. — Вещи, которые я должен делать. Иногда мне нужно уезжать. Просто так нужно. Она уже почти привыкла к этому, просто эта неделя выдалась сложной. Тебе не о чем беспокоиться, детка. Хорошо?
Вэнди хотела сказать «нет», но подозревала, что тогда он разозлится на нее. Да и мама вышла на дорожку, чтобы позвать их к обеду.
Томми вошел в небольшой офис, который был в противоположном от большой комнаты конце коридора. Ему нравилось находиться в комнате, где стояли стол его отца и кожаные кресла. Книжные полки были заставлены всякими книгами. Ему нравилось забираться на лестницу и вытаскивать их наугад, просто чтобы посмотреть, что там.