Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов
Шрифт:
Помню, как долго не мог уснуть в первую ночь. Стоял, курил, смотрел на звезды. Время от времени слышались выстрелы: это развлекались пьяные солдаты…
Да, еще помню командира тюменского СОБРа, который нервно плакал: в тот день он потерял половину своих ребят.
Еще помню, как время от времени к штабному вагончику подходили чеченцы, и тогда меня просили выйти на улицу покурить: как понимаю, это были милицейские агенты, или те, за кого их тогда принимали.
Как я писал в статье, из-за нелетной погоды ехал в колонне КамАЗов. Сначала в кузове, вместе с Юрой Прощелыгиным. Потом,
Я делал вид, что, в принципе-то, ничего не боюсь, когда собровец нервно осматривал пугающие окрестности сквозь оптический прицел.
Потом все-таки тронулись и догнали колонну уже на подъезде к Грозному, где все поле было усеяно танками, время от времени стреляющими куда-то поверх дороги.
Тогда первый раз услышал выстрелы. Все было довольно громко.
В самом Грозном произошел очень смешной эпизод — меня арестовали.
— Давай, двигай на молокозавод, там штаб. А я — на «Северный», — сказал мне Юра Прощелыгин.
Я перебежал (да, именно так и было, потому что кругом слышались выстрелы) в другую машину — ремонтный фургон, на котором и въехал, не замеченный часовыми, на территорию молокозавода.
Было темно и грязно.
— Что вы здесь делаете? Как вы здесь оказались? — спросил меня небритый человек, у которого я попытался узнать, как мне пройти в штаб.
Я сказал, кто я и откуда.
— Я вас узнал, — зло бросил он. — Я вас спрашиваю, как вы здесь оказались?
Я начал объяснять, что приехал с Прощелыгиным, что тот уехал на «Северный», а меня послал сюда, что с ним можно связаться и что он все объяснит.
— Не знаю никакого Прощелыгина. Как вы оказались на территории воинской части. Черт знает, что происходит! — буркнул небритый человек, как оказалось, зам начальника штаба.
Меня отдали — до выяснения личности и не являюсь ли я дудаевским шпионом — под охрану парня из московского РУБОПа.
Мы мирно беседовали под потрескивание поленьев в печурке (прямо как в каком-то знакомом с детства кино), вспоминая общих знакомых. Тогда-то он мне и сказал, что не понимает, зачем его сюда прислали: каких здесь можно ловить преступников, когда кругом идет пальба?
Часа через два наконец-то все выяснилось, и сквозь несколько пролетов вниз, освещая ступеньки фонариком, меня провели в глубокий подвал.
Кровати в два ряда, длинный стол, карта на стене…
Поразил аскетичный ужин — ни капли водки. Вот, подумал я, мужики дают! Вот что значит война!
(Как потом, спустя два месяца, смеялся сам над собой и над ситуацией, которая вокруг меня сложилась. В редакцию приехал полковник Леша Покровский — тот самый, который меня арестовывал, и рассказал, как они все мечтали, когда я наконец-то уеду. «Нам тогда генерал сказал: «Попробуйте только выпить! Он же напишет!» Бедные мужики!)
Спать мне отвели (все-таки гость) в отдельной комнате. Там спал легендарный командир «Витязя» Герой России Лысюк и еще трое.
Среди
— Давай… Только поосторожней… — сказал Лысюк своему заму.
Тот одевался, как космонавт: шлем, бронежилет, какие-то разные, непонятные для меня, собровские причиндалы.
— Если что, скажи собровцам, чтобы по нему шарахнули, — напутствовал его Лысюк.
Он вернулся через полчаса. Никто не уснул, пока он не вернулся.
Наутро я познакомился с полковником Юрием Зайцевым, командиром западносибирского СОБРа, и его ребятами.
Когда я уговорил его, чтобы они взяли меня с собой в их бэтээр, мне предложили одеться в камуфляж и надеть «сферу», то есть каску. Я отказался: нет, я человек гражданский. Правда, бронежилет нацепил.
Естественно, я отказался брать и автомат: если, не дай бог, что-нибудь случится, человек, найденный убитым не с диктофоном, а с автоматом, уже не может считаться журналистом. Даже посмертно.
Ну а потом была эта передряга, о которой я написал в статье.
Когда мы вернулись, ребята попросили вместе сфотографироваться.
Я удивился, когда спустя какое-то время получил из Новосибирска пакет с фотографиями. На одной я нашел трогательную надпись:
«Юрию Щекочихину на память в знак признательности за его вклад в построение правового государства. СОБР
Вообще-то я рад, что жизнь свела меня с ребятами из СОБРа. Наверное, из-за того что жизнь постоянно ставила их в опасную ситуацию, да и сама жизнь постоянно оборачивалась к ним своей темной и грязной стороной, в них чувствовалась та сила — не показная, громкая и наглая, а спокойная, истинная, которая склеивает хрупкое наше существование и придает ощущение надежности.
Нет, они, естественно, не радовались тому, что оказались в Чечне. Больше того, вместе мы материли московских политиков и жалели необученных пацанов, брошенных в это кровавое месиво. Но раз они оказались на этой войне (хотя могу повторить то, что написал тогда в газете: не дело СОБРов участвовать в боевых действиях, они — специальные отряды быстрого реагирования — были созданы для борьбы с бандитскими группировками), то старались делать свое дело честно и основательно. Потому-то, наверное, я ни разу не слышал плохих слов в их адрес: их никто не обвинял в трусости, не кидал им вслед презрительно: «Мародеры», как, к примеру, называли омоновцев, да и в издевательствах на фильтропунктах они замечены не были.
Спустя примерно год, в разгар избирательной кампании по выборам в Госдуму, я вместе с Владимиром Лукиным прилетел в Новосибирск, чтобы поддержать «Яблоко». Позвонил Юрию Зайцеву: «Собери ребят. Я расскажу о нашей программе». Когда я пришел, в его тесной командирской комнате меня ждали ребята, с которыми мы познакомились в том военном грозненском январе. Водка на столе, колбаска порезана… «Только давай, не надо нас агитировать. Мы же виделись там…»
Была еще одна встреча со знакомым собровцем, уже московским. Совсем неожиданная и нечаянно сорвавшая одну, как мне тогда казалось, важную встречу.