Забытая история

Medea

Я наткнулся на статью об изнасиловании молодой девушки. Там говорилась, что девушка была изнасилована сотрудником полиции, который получил два года тюрьмы. Я взглянул на фотографию девушки, зачем-то помещенную в газете: «Бедный ребенок, ей всего шестнадцать» - подумал я: «Мало того, что с ней сделали, так еще и на всю страну опозорили!». Я вызвал секретаря:

– Что скажете о статье? – поинтересовался я. – Легко отделался, правда? – я уже знал, что делать дальше.

– Говорят, она спровоцировала его, - а вот этого ответа я не ожидал!

– Спровоцировала,

говоришь? Интересная версия, - я посмотрел ему в глаза: парень двадцати пяти лет. Молод, но я думал, что уже умен. – И как же она его спровоцировала?

– Меня там не было, - он пожал плечами. – Но, думаю, обычные женские штучки. Глазки построила, юбочку покороче одела…

– Глазки, ножки, - я ударил кулаком по столу. – А он кто, животное? Он не может справиться со своими инстинктами? Раз ему строят глазки – значит надо напасть, ты так считаешь? Знал бы ты, сколько женщин каждый день строят мне глазки. Но почему-то я не затаскиваю в постель каждую из них! – я бросил газету секретарю. – Расстрелять! Готовь приказ, в статье есть все данные.

– Но он давний член партии…

– И что? Я не собираюсь терпеть в партии таких сволочей как он! Выполняй! Я лично проконтролирую!

Секретарь удалился. Что ж, кое-что я уже сделал.

Надо будет отредактировать соответствующие законы. Но это позже, когда я разделаюсь с более важными делами.

«Сегодня все должно решиться» - подумал я.

Этого дня я ждал семь лет, последние три года – с особым нетерпением. Мы немного затянули, но нужен был повод. Не мог ведь я на всю страну объявить, с чего именно хочу начать уничтожение евреев. Нет, пусть это будет небольшой тайной.

«Да и люди уже успели забыть, что случилось в тридцать первом. Думаю, им не следует напоминать об этом. Иностранные газетенки снова начнут свою истерику. Я и так даю им неплохой повод…»

Я отложил газету. Гиммлер обещал лично доложить мне, когда подготовка будет закончена, но его все не было…

Наконец-то Гиммлер приехал.

– Хайль Гитлер! – приветствовал он меня.

– Гиммлер, не нужно формальностей, - жестом я предложил ему сесть. – Что у тебя?

– Все решено. Вот, здесь примерный план. Но мы делаем ставку на толпу, а она, как известно, не предсказуема, - Гиммлер показал мне папку с документами. Я лишь бегло просмотрел их: спонтанно, значит спонтанно.

– Народ верит в то, что все это – месть за смерть Эрнеста?

Гиммлер усмехнулся:

– Народ, в большинстве своем, пока и не знает, - он помедлил. – Штурмовики, конечно, думают именно так.

– Отлично. Никто не должен пока знать, что это – только начало их конца. Штурмовиков предупредили, чтобы они не особо-то применяли оружие?

– Конечно, - ответил Гиммлер. – Хотя я и не понимаю смысла этого.

Похоже, он и, правда, не понимал. «Странный человек этот Гиммлер: он боится крови, и в то же время не против человеческих жертв» - подумал я.

– Как всегда: иностранные газетенки должны видеть бунт и

погром, а не массовые убийства. Не нужно пугать людишек. Пока не нужно.

Мы обсудили детали плана и возможные повороты событий. Я дал несколько рекомендаций:

– Но решения вы принимаете сами. Я в эту ночь буду слишком занят, - мое воображение уже рисовало предстоящее событие. – Иногда я думаю, что нужно было сделать это сразу.

– Ну почему же? Мне кажется, все идет по плану.

– Да, ты прав. Но они уже ждут смерти – своего избавления. А я хотел бы дать им надежду, чтобы потом отобрать ее. С другой стороны, пара экспериментов им не повредила.

Мы пожали друг другу руки и попрощались. Гиммлер был одним из немногих, кто знал истинную причину предстоящего погрома. «Если уж я смогу расквитаться за все, пусть и штурмовики порадуются» - подумал я, еще раз пересмотрев план. Если будут действовать правильно – никто ничего не заподозрит. Начнут импровизировать – получится обычный погром, тоже ничего.

Нет, это событие нельзя испортить!

В штаб мы приехали к вечеру. Мне хотелось, чтобы это событие завершило день: я просто не имел право отвлекаться на мелкие проблемы. Я слишком долго ждал этого момента, чтобы думать о чем-то еще.

– Хайль Гитлер! – приветствовали меня два офицера.

– Зиг Хайль! – ответил я им.

– Все готово, мой фюрер! – доложил мне один из них.

– Спасибо, Герман. Будьте наготове, если вдруг мне понадобится помощь, - Герман и Отто уже давно были моими сторонниками. Они были среди тех штурмовиков, которые не позволили журналистам приблизиться к Гели тем сентябрьским утром. – Отто, ты тоже не отвлекайся. Надеюсь, морфий у тебя с собой?

– Так точно! – ответили мои партийные товарищи, уже почти друзья.

Я вошел в соседний зал, предназначенный для пыток предателей. Конечно, об этом зале было не принято говорить: еще слишком рано показывать то, на что мы способны.

В зале были четыре камеры, точнее четыре клетки: считалось, что смотреть на боль других бывает страшнее, чем испытывать ее самому.

Две клетки были пусты. В двух других меня ожидали мои враги: Элен и сам убийца. Его я видел впервые.

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: передо мной типичный еврей. Его черные, как смола, волосы были спутаны, борода успела отрасти. Он был очень похож на того еврея, с которого началась моя ненависть к их народу.

А разве я мог сомневаться, что увижу именно это? Кто еще, как не тип вроде него, мог причинить боль моему ангелу?

Я взглянул на Элен. «За последние годы она очень постарела» - подумал я. Хотя, чему удивляться? Наверняка причина этого – та самая пара экспериментов, о которых говорил Гиммлер.

– Отто, развяжи ее! – Отто вошел в камеру Элен и развязал ее руки. Кляп она сняла сама.

Впервые за долгие годы я посмотрел ей в глаза. В глаза предательницы. Убийцы.

– Я доверял тебе, - я хотел казаться спокойным.