Забытые богом
Шрифт:
– Почему вы думаете, что они отправляются в ад? – спросил Макар.
– Помилуй, дружочек! А куда же еще? – притворно всплеснул руками старик. – В ад, конечно же! Все мы отправимся в ад, дорогой мой Хирург.
Он привстал, перегнулся через стол так, что его сморщенное лицо оказалось в каких-то тридцати сантиметрах от лица Макара. Его дыхание пахло горчицей и, еле слышно, ментолом.
– Только мы будем королями, а они, – презрительно выплюнул старик, – эти недобитки поганые, станут топливом для адских котлов!
Он триумфально улыбнулся Макару, удовлетворенно откинулся обратно в кресло,
– Я знал, что ты не так крут, как кажешься, Хирург, – резюмировал старик. – Ты по-прежнему веришь в существование Бога. Оставляешь лазейку. Пусть не для себя – для них. А это еще хуже.
Макар молчал, всеми силами борясь с желанием вырвать расшатанный подлокотник. Много ли сделаешь одной рукой? Даже если дотянуться до скальпеля…
– А ты никогда не думал, что он просто забыл о нас? Что Бог – это такой большой-большой ребенок? Вселенского масштаба. И вот этот большой ребенок окончательно разругался с Дьяволом и ушел из этой песочницы, прихватив все свои игрушки. А мы, Хирург, мы – то, что не уместилось в его больших божественных руках. Выпали. Закопались в песок. У него восемь миллиардов солдатиков, думаешь, он станет искать две-три пропавшие тысячи, или сколько там нас осталось?! – Старик задумчиво погонял по тарелке остатки холодного стейка. – Теперь это песочница Дьявола, Хирург. Вся, целиком и полностью. И я помогаю ему избавиться от ненужных игрушек. Так что забудь уже о Боге.
– Я тоже помогаю, – через силу выдавил Макар. – Как и все мы.
– Ну конечно, конечно, – отечески улыбнулся старик. – И ты, и этот австралийский петух, все вы трудитесь по мере сил своих. Но лишь для меня в его огромном черном сердце уготован отдельный укромный уголок! Он бережет меня! Лично меня, понимаешь?! Он выделяет меня из всех нас! Ты лучший, Хирург, но я – избранный! Избранный среди избранных…
Макар тянул время. Второй подлокотник держался крепко. Освободить бы левую руку, а там, даже с креслом, повисшим на ногах мертвым грузом, можно будет потягаться с этим «избранным»…
– Почему вы так решили?
– О, это интересная, познавательная, но очень, о-о-очень длинная история.
Сложив руки домиком, старик положил на них гладко выбритый подбородок. Бездонные черные провалы его лица наполнились притворной теплотой вперемешку с неподдельной усталостью.
– Я никуда не тороплюсь. – Макар глазами указал на свои путы.
Взгляд старика поплыл, затуманился. То ли от свечи, что внезапно забилась в эпилептическом припадке, то ли он действительно переживал яркий, неповторимый момент озарения.
– Ты когда-нибудь слыхал сказку о дрозде и лисе, Хирург?
Старик не ждал ответа. Он просто подбирал слова, соответствующие значимости момента. Момента, перевернувшего всю его жизнь.
– Это случилось, когда я упал в яму. Я думал, что погиб, что пришел мой черед. Но он явился ко мне в образе большой черной птицы. И спас меня…
Смерть
Сочи, май
Приходить в себя было больно. Когда ты стар по-настоящему, без дураков, каждое пробуждение
Каждый новый день Старик заставлял себя вставать, хотя больше всего на свете мечтал сдохнуть прямо здесь и сейчас. Рано, еще затемно, рассудок выныривал из неглубокой дремы и тут же принимался тащить измотанное тело за собой, в паскудную постылую реальность. Суставы трещали, как сухой валежник, внутренности горели огнем, позвоночник не желал разгибаться, но Старик все равно сгонял себя с очередной временной постели. Сквозь удушающий кашель и спазмы боли заталкивал в глотку горсть разноцветных таблеток, в силу которых уже и сам давно не верил. Потом умывался, брился, приводил себя в порядок и выбирался на улицу. Дорога могла подождать, пока он спит, или ест, или гадит, едва не воя от адского жжения в прямой кишке. Время ждать не будет. Эта змея всегда ползет вперед, неумолимо пожирая собственный хвост, а вместе с ним остатки твоего здоровья. Так что, как бы ни припекло, как бы ни хотелось покончить с этим, приняв на пару пилюль больше, чем требуется, или просто шагнув из окна своего временного приюта, но надо было вставать и идти.
Ведь впереди ждало бессмертие!
В этот раз пробуждение было другим. Не похожим на обычные. Все так же много боли, слишком много для одного, не слишком молодого человека, но болело не так и не там. В голове шумело. Правая нога отнялась от бедра до лодыжки. Вдобавок чудовищно ныли ребра, так, что даже дышалось через раз. Не хватало сил перевернуться с живота на спину, хотя бы на бок. Забитые ноздри отказывались работать, и воздух со свистом проходил сквозь плотно сжатые зубы. Нос разъедал терпкий запах сырой земли…
Стоп!
Страх мобилизовал силы, заставил Старика перевернуться. В легкие хлынул воздух с отчетливым привкусом сырости, плесени и дождевых червей. Взгляд, не успев толком сфокусироваться, едва не провалился в голубое небо. Чудом зацепился за края земляного колодца, ограничивающего обзор со всех сторон. На миг Старику показалось, что его хоронят и вот-вот сверху прилетит рассыпчатый ком серой сухой земли, которая навсегда залепит ему глаза и ноздри, набьется в рот, запечатывая полный ужаса крик, рвущийся из пересохшей глотки.
В воздухе носились пылинки и мелкий мусор. Пальцы судорожно сжались, загребая грязь вперемешку с высохшей хвоей. Сдавленно хрипя, Старик приподнялся на локтях и тут же отпрянул в ужасе, взрывая туфлями землю. В яме, на расстоянии вытянутой руки, лежал тигр.
Здоровенная туша вольготно растянулась от стенки до стенки. Черные когти, острые клыки под приподнятой губой. Такой убьет одним небрежным движением. И хорошо, если убьет, хорошо, если не настроен поиграть! Полосатая морда светилась таким умиротворением, что Старик не сразу понял, что животное мертво. Один глаз – желтый, глянцевый, полуприкрыт. Второй – окровавленным черным тоннелем уходил в глубь черепа.