Забытые богом
Шрифт:
– А может, вы еще не встретили достойного?! – неожиданно выпалил Макар.
– О-о-о! Ошибаешься, дружочек! Я встречал достойных, вот истину говорю – по-настоящему достойных людей. Как-то, прошлым летом, в самом начале пути, я встретил Великого человека. Я назвал его Старым Художником. Он поставил палатку на крыше самого высокого здания и жил там. Знаешь зачем? Чтобы просыпаться каждое утро с рассветом и писать картины! Хирург, веришь, нет, но даже мне, приземленному толстокожему динозавру, хотелось плакать, когда я смотрел на его холсты. Не знаю, может, в прошлом
Старик засмеялся отрывистым лающим смехом.
– И этого замечательного Великого человека я убил. Без колебаний и мук совести. Убил и сжег труп, к хренам собачьим, вместе со всеми прекрасными картинами, что он намалевал. А знаешь почему? Потому что есть только один настоящий Художник. И на его полотне нет места даже Великим людям.
Между Макаром и стариком сгустилось молчание. Практически осязаемое, оно крутилось над столом маленьким грозовым облаком. Напитывалось синеватыми прожилками электрических разрядов. Голос старика стал пустым, нездешним, будто кто-то или что-то, живущее в его голове, не утерпев, на секунду выглянуло наружу.
– Да, ты прав, тебя я тоже убью, Макар. – Он впервые назвал Скворцова по имени, хотя никак не мог его знать. – Максимально быстро и, насколько смогу, безболезненно. Я ведь не садист какой.
В гипнотическом вакууме черных зрачков Макар видел свою погибель. Нелепую, баранью смерть от перерезанного горла. Правда, морщинки, разбегавшиеся от прищуренных уголков глаз, «морщинки радости», как называла их бабушка Макара, подсказывали, что минут двадцать у него есть. Кошка пока не наигралась с мышкой. Подтверждая догадку, старик звонко рассмеялся.
– Десерт! – воскликнул он, словно не обещал только что Макару быструю смерть. – Хирург, черти тебя дери! У меня ведь еще есть отменный десерт! Я думаю, он понравится тебе больше, чем мясо. Я надеюсь, он понравится тебе. Подумайте только – стейк ему не пошел!
Сделав глоток вина, он встал из-за стола. С ловкостью бывалого официанта собрал тарелки и приборы. Оставил только скальпель, бокалы да недопитую бутылку. Шутливо погрозив пальцем Макару, бросил:
– Оставайся здесь!
И ушел – клап-клап-клап – в сторону кухни, насвистывая что-то из классики джаза. Макар никак не мог вспомнить название песни. То и дело ритм шагов сбивался в такт мелодии. Не скрывая хорошего настроения, убийца пританцовывал. Будто подражая ему, подрагивали сотни теней. И глядя, как дрожит огонь, многократно отраженный в узорчатых боках тонконогого бокала, Макар понял, что нужно делать.
Мучительно медленно вылезал из пазов подлокотник. Главное, не скрипнуть, не выдать себя неосторожным звуком. Онемевшие пальцы вцепились в гладкое, отполированное дерево, неторопливо раскачивая его влево-вправо, влево-вправо. Главное, не спешить и слушать, как издалека, усиленный
Подлокотник выскочил почти беззвучно, но Макар все равно похолодел. Ему показалось, что легкий скрип, с которым деталь покинула пазы, был слышен на другом краю Земли. Как назло, умолкли все звуки с кухни – ни свиста, ни песен. Однако переживать об этом не было времени. Передавленная скотчем рука слушалась плохо, чувствительностью напоминая крабью клешню. К тому же мешала примотанная к предплечью деревяшка. Но Макар как-то умудрился засунуть руку во внутренний карман и вытащить пластиковый флакон без этикетки.
Скручивая крышку зубами, он мысленно благодарил покойного Дубровина за обычную резьбу, без всяких «антидетских» секретов. Перегнувшись через стол, насколько позволяла скованная поза, Макар аккуратно всыпал порошок в бутылку и бокал старика. Флакон с остатками сунул себе между ног. Туда же выплюнул обслюнявленную крышку. Поколебавшись секунду, все же поборол соблазн стянуть со стола скальпель. Его пропажа сразу бросилась бы в глаза. Макар вовсе не был уверен, что, даже если перепилит скотч, сможет стоять на ногах, долгое время лишенных нормального кровообращения. Сейчас физической силой дело не решить. Мало завладеть оружием, надо еще удержать его.
Скворцов поспешно вернул руку в исходное положение, слегка притопив подлокотник. Как раз вовремя. На кухне что-то упало, со звоном запрыгав по кафельным плитам, и свист возобновился вновь. Он летал под сводами пустого ресторана, вырывался на улицы мертвого города. Обманчиво беззаботный, жуткий, он переплетался с мягкими шлепками подошв, постепенно приближаясь. Неожиданно Макар узнал песню. Эта бледная аристократичная скотина исполняла «Go down Moses»! От этого понимания свист наполнился новыми, издевательскими обертонами.
Как и в первый раз, шаги стихли за спиной. Макару стало не по себе. На мгновение показалось, что он ошибся, неверно рассчитал и на десерт ему положен короткий удар зазубренным лезвием в висок. Но нет. Бережно удерживая на ладони широкое блюдо, старик выплыл вперед. Три коржа, густо перемазанных сгущенкой, украшенные по краям виньетками взбитых сливок. В середину воткнута праздничная свечка. Ни дать ни взять – именинный торт.
– Извини, что так скромно. – Охотничий нож нарезал коржи на ровные треугольники. – Но, поверь, он вкуснее, чем кажется!
Закончив, старик потянулся за вином. Не спеша, с видимым удовольствием отпил глоток. Макар похолодел. Возле донышка бутылки белели крупинки просыпанного порошка. Улика, с головой выдающая преступника. Мина, готовая вот-вот взорваться. Макар сглотнул и отвернулся, боясь, что отражение промелькнет в его глазах.
– А, слюнки побежали? – улыбнулся старик. – То-то, дружочек! Ты налегай, не стесняйся!
С видом хлебосольного хозяина он отложил кусок торта на тарелку и пододвинул к Макару. Тот благодарно кивнул, вновь спрятав глаза.