Забытые острова. Аннушка
Шрифт:
– Ни хрена ты не понимаешь!
И это, к сожалению, действительно так.
– Давай я расскажу, что ты сделала, а потом ты сама себе кару назначишь.
За палаткой тишина, примем за согласие.
– Ты ради своих амбиций, желания отомстить мне и закидонов на почве ревности, продала в рабство десять человек. И была этому очень рада.
– Я не…
– Что «не»? Не хотела? Не свисти. Я видела, как ты ходила гоголем, когда бандиты всех повязали. Видела, как связанную Дзетту пинала. И никаких угрызений совести тогда у тебя не проснулось. И когда Лерку потащили насиловать, у тебя ничего не дрогнуло. А почему? Да потому, что ты заранее так решила. Ты
За стенкой палатки затихло. Потом уже дрожащим голоском, робко так:
– Что теперь со мной будет?
– Вот раньше надо о таких вещах думать. Тебя приняли, признали равной со всеми, все дали – еду, крышу, защиту. А ты равной быть не захотела, ты решила выше подняться. Ладно, тебя не устраивали какие-то конкретные вещи. Но ты ведь могла по-другому решить вопрос. Могла нормально, по-человечески, с людьми объясниться. Могла, в конце концов, просто забрать свое барахло и уйти на соседний остров. А ты что сделала? Так что теперь тебе предстоит опуститься. На два метра под землю.
Я перевела дух и продолжила:
– Судить тебя будут. И я очень удивлюсь, если просто расстреляют, а не придумают чего-нибудь повеселее. Например, живьем акулам скормят. А теперь вали отсюда, не мешай спать. Тебе осталось жить не больше полсуток, так что постарайся провести их с пользой для себя. И не лезь к людям, если не хочешь сократить остаток своей жизни.
За палаткой опять зашуршало, чуть позже где-то поодаль послышались тихие всхлипы, а я действительно стала задремывать. И нога, вроде, подуспокоилась, и глазки закрываться стали. Так, мало-помалу, я и задрыхла, не додумав до конца своих планов.
Насколько все же это гадко – болеть. И неважно, дырка у тебя в ноге или простудифилис. Бесит само ощущение беспомощности, когда для любого простейшего действия нужно звать кого-то на помощь. Вот и я сейчас так: ни умыться, ни поесть, ни в кусты сбегать – ничего самой не выйдет. Время поставки пришло – и то меня сперва к плите поднесли, а потом унесли. Р-р-р-р! Бесит. Чтобы хоть как-то себя занять, я сидела в тени под пальмой, зубрила английские слова. Жизнь в лагере шла своим чередом. Кто-то дежурил на берегу, кто-то варил обед, кто-то тренировался в стрельбе. И обязательно кто-то был неподалеку от меня, на всякий случай. Слов нет, приятно такое внимание, и спасибо всем за это, но вот только… Бесит!
Я пропустила, в какой момент все разом зашумели, засуетились, забегали, и ломанулись в сторону моря. Ясно, наши возвращаются. Я обрадовалась и тут же расстроилась: все на берегу встречают мужиков, а я тут одна. Хорошо еще, верная Лерка не бросила, а то впору обижаться. С расстройства схватила учебник и воткнулась в первую попавшуюся страницу: London is the capital of Great Britain. Да уж, устарела книжечка. Где нынче тот Лондон? Да и вся Британия в тартарары ухнула. У нас вон полный интернационал, сборная солянка. Не хватает только эскимоса и папуаса. Я досадливо поморщилась и снова углубилась в учебник. Мяч – зе бол, стена – зе вол…
Примерно
– Хорош квохтать! Все кончилось путём. Хорошие девки выжили, а плохие парни сдохли. Рассказывайте лучше, как скатались.
В планах у мужиков было съездить к северо-востоку, на остров Фридриха (решили его так и назвать, без лишних напрягов). Посмотреть, что там и как, поискать тайнички (ну, это уже Михалыч с Борюсиком), может, найти людей и по дороге посмотреть встречающиеся мелкие скалы. Да и вообще попробовать свои силы в рейде. Пусть небольшом, но все-таки. Да, опасности не ожидались, но и не исключались. В общем и целом, выходил эдакий тренировочный выход.
Мужики обсели меня по периметру, дождались, когда остальные тоже подтянулись поближе и начали излагать. Сначала они попытались сделать это одновременно, получилось плохо. Поэтому я, как главная волюнтаристка, постановила:
– Михалыч, давай сперва ты.
– Ну давай, - согласился он
Дед добыл из кармана пачку сигарет, прикурил, дождался готовности Борюсика и начал:
– В общем, нормально так сходили. Пока плыли, что туда, что обратно, вообще все было замечательно. Одно только сказать могу: на этих лодочках по морю даже на малой волне так болтает, что все нутро наизнанку выворачивает. Я-то еще держался, не берет меня морская болезнь. Индус вон тоже ничего, а молодежь травила за борт – только в путь. Ну это не в укор сказано, - остановил он уже приготовившегося к отповеди Борюсика. – Просто одни нормально качку переносят, а другие даже от легкого намека обрыгаться готовы.
Он сделал паузу и затянулся сигаретой.
– Ну так вот: худо-бедно добрались, местечко подходящее нашли, высадились. Разбились на пары: Фридрих с Аджиткой и я с Борисом. Походили мы, походили, остров обошли кругом, и никого не встретили. Видать, Фридрих последним был. Времени уже изрядно было, решили обратно двигаться. Только не напрямую, а чуть к югу взять. В первую дорогу там островок насмотрели интересный, чуть побольше других.
– И что там интересного?
Это бушменка Сара подала голос. Тетка вообще интересная. Живая, подвижная, смуглокожая. Не красавица. Фигура чересчур коренаста и тяжеловата. Излишне широкое лицо обрамлено густыми волнистыми волосами, нос тоже широковат и чуть приплюснут. Но вот черные глаза глядят весело и с любопытством, а белозубая улыбка очень искренняя и располагающая к себе.
Егерь еще раз затянулся, выдержал паузу по Станиславскому, сделал таинственное лицо и, понизив голос, произнес:
– Пещера!
Все сразу зашумели, заговорили – еще бы, такая находка! А дед сидел безмерно довольный, наслаждаясь произведенным эффектом. Но тут вмешалась я и обломала ему всю малину:
– Михалыч, не темни. Хрен с ней, с пещерой. Внутри-то что?
– Ну вот что ты, Аннушка, за человек такой? Взяла и все испортила.
– Уж какая есть. Давай, излагай. Сегодня еще куча дел предстоит. Некогда рассусоливать.