Забытый август

Ибрагимбеков Рустам Ибрагимович

Я растерялся.

– Как ревную?

– Очень просто. Приревновал меня и ушел со дня рождения. Папа рассказал, как ты с ним сидел на скамейке,

– Не приревновал, а скучно было.

– А почему вчера не пришел? Я молчал.

– Я теперь все про тебя знаю, - сказала она.
– По письму видно, что ты за человек: маленький, а влюбчивый.

– Давай заниматься, - сказал я и открыл "Геометрию". Да, с письмом я влип, теперь она никогда не успокоится. Надо было другим почерком написать

или печатными буквами.

– А я долго думала, кто же это мог такое письмо сочинить? Никогда бы не догадалась, что это ты. Только почерк тебя выдал. И давно ты меня любишь?

– Давно.

– Ну сколько?

– Год.

– Безнадежное дело,

– Почему?

– Маленький ты.

– Ну и что? Мы с тобой одинакового роста,

– Мужчина должен быть выше женщины.

– Я еще вырасту.

– Ну, когда вырастешь, тогда и поговорим. Где мы остановились?'

– На шестом билете.

На пустыре заиграл оркестр.

– Танцы начались, - сказала она.
– Сейчас Сонька придет.

Действительно, в дверь постучались. Тетя Аида сказал, что Неля занимается.

– Встань туда, чтобы она тебя не видела, - показала мне Неля на занавеску между буфетом и шифоньером и высунула голову в коридор.
– Ничего, мама, пусти ее на минутку.

– Покоя от вас нет, - сердито сказала тетя Аида.
– Заниматься девочке не даете.

Я не видел Соньку, но сразу узнал ее по голосу.

– Неля, тебе не надоело дома сидеть?
– сказала она как ни в чем не бывало, будто не ее гнала тетя Аида.
– Не хочешь на танцы пойти?

– Ты что, как дурочка, одно и то же повторяешь каждое воскресенье? спросила Неля.
– Я тебе уже сто раз говорила, что на танцы не хожу.

Сонька понизила голос, чтобы не услышала тетя Аида.

– Он умирает по тебе. Говорит: "Я для нее все сделаю, только пусть один раз выйдет на свидание!" Ты его мотоцикл видела?

– Видела.

– Знаешь, как он быстро ездит? Ветер в ушах свистит. Майка умоляет, чтобы он ее покатал, но он только по тебе умирает. Или она, говорит, или никто.

– Надоел он мне со своим мотоциклом. Целый день под окнами тарахтит.

Сонька хихикнула.

– Специально. Чтобы ты на него внимание обратила.

– Не хватает еще, чтобы я на хулиганов обращала внимание, - фыркнула Неля.
– Он проходу никому не дает.

– Он самый сильный, - согласилась Сонька.
– Какая везучая! Если бы меня такой парень полюбил, я самая счастливая была бы.

– Тоже мне силач! Посильнее его люди есть, - сказала Неля.
– И скажи ему, пусть руки не распускает, а то у меня тоже может терпение кончиться.

– Хорошо, скажу. Но это он из-за тебя такой нервный, покоя найти не может.

Тетя Аида заглянула в комнату.

– Иду, иду!- вскочила со стула Сонька.
–

До свидания, Нелечка. Не буду тебе мешать, - сказала она фальшивым голосом, - потом зайду, поговорим.

– До свидания.

– Выходи, - позвала меня Неля после Сонькиного ухода.
– Надоела! Неужели никто не может этого Пахана проучить? Такой нахал! Пристает все время. Почему все его боятся?

– Не все, - возразил я.

– А кто?

– Сын полка его не боится.

– Откуда ты знаешь?

– Сам видел. Он с ним даже разговаривать не стал. Повернулся и ушел. А Пахан не знал, что сказать, растерялся даже.

– Когда это было?

– На днях. А хочешь, я тебя с сыном полка познакомлю?
– спросил я. Сегодня вечером он придет к нам.

– Хочу.

Мы договорились, что я зайду за ней вечером.

– А ты почему стихи мне не принес? Обещал же.

– Принесу. Только отберу хорошие.

– Я люблю, когда мальчики стихи пишут, - сказала Неля, - и напиши сверху: "Посвящаю Неле Адамовой".

– Хорошо.

– Молодец. А теперь давай заниматься.

Мы принялись за геометрию.

Потом я пошел на танцы. Первым, кого я там увидел, был Леня. Он стоял вместе с ребятами, которые, как всегда, окружали стул Пахана, и сиял от радости, хотя и выглядел больным. Он посмотрел на меня благодарно, но ничего не сказал из осторожности. Я поздоровался со всеми, кроме Рафика.

– Леню простили, шепнул мне Юрка.

Рафик почему-то обиженно отворачивался от меня.

– Ты что "шестеришь" на этого солдата?
– спросил меня Пахан.
– Офицером хочешь стать?

– Я не "шестерю", - спокойно объяснил я.
– Это подарок,

– Это твой диван, что ли?

– Да, наш.

– А где пропадаешь?

– Дома дел много. Я же не виноват, что меня дома работать заставляют.

– Наше дело предупредить, - сказал Пахан.
– Одного простили, - он строго посмотрел на Леню, - но других жалеть не будем. А почему жратву не носишь?

Я посмотрел на Хорька. Он сделал вид, что не имеет к этому разговору никакого отношения.

– Жратва будет, - сказал я.
– Баклажаны жареные и колбаса. Могу сейчас принести.

– Давай, валяй! Я побежал за едой.

Когда я вернулся, за забором воинской части вдруг заиграл Духовой оркестр. Мы все побежали к тутовому дереву. Весь личный состав части был выстроен на плацу, командир в несколько офицеров стояли рядом с развернутым знаменем. Голоса мы не слышали из-за расстояния, но было ясно, что командир называет фамилии, потому что из строя выходил какой-нибудь боец и шел, печатая шаг, к знамени. Там незнакомый нам офицер читал что-то по бумажке и прикалывал на грудь бойцу медаль. Потом играл оркестр. Сына полка тоже наградили.