Забытый мир

Петько Владимир

– С вами все в порядке?

– Если не считать, что в мою комнату ворвались солдаты с копьями наперевес, то, наверное, да, - ответил, стараясь быть вежливым, экзекутор.
– Хотя, нет, они утверждают, что я стал демоном, и это меня немного удивило.

– Некоторые собратья позволили себе поддаться эмоциям, не стоит обижаться на них, - улыбнулся Магистр.
– Скажите, когда вы сегодня прибыли в Слешо, ничего странного не происходило?

– А что могло произойти?
– удивился Отец Михаил.

Члены совета расступились, и экзекутор увидел на полу столь знакомую, круглую дверь. Металлический блин, трех

ярдов в диаметре и шести дюймов толщиной был согнут пополам, как монета цирковым силачом.

– Что это?
– растерянно спросил Отец Михаил.

– Нам самим интересно, - ехидно отозвался Магистр.
– Сегодня никто, кроме вас не прибывал. А через два часа после вашего появления дверь Малого зала вынесло, словно ветхую калитку. Вот я и спрашиваю - вы, Отец Михаил, ничего странного не заметили?

– Нет, - потрясенный экзекутор пошел мимо покореженной двери в темный зал. Неожиданная мысль кольнула сознание.
– Никого не убили?

– Нет, - отозвался чей-то ледяной голос.
– Пока.

– После вас зал не работал, - сказал в спину старший канцелярий, - никто не мог проникнуть сюда из других монастырей. Что бы это ни было, оно пришло вместе с вами.

– Как можно пройти вместе со мной, так, чтобы я не заметил?
– спросил Отец Михаил, трогая барельеф, покрытый капельками воды.

– В том-то и вопрос, - многозначительно обронил канцелярий.

– На что вы намекаете?
– резко обернулся экзекутор.

– Я не намекаю, - повысил голос канцелярий, - я прямо говорю - на Северной заставе тоже с вашим появлением совпало...

– Вы хотите сказать, что я... я...
– задохнулся от негодования Отец Михаил.

– Тихо, тихо, - вмешался Великий Магистр, - не надо резких слов. Вас ни в чем не обвиняют. Просто нужно проверить, может быть, к вам прицепилось что-то.

– Что может ко мне прицепиться?
– затравленно огрызнулся экзекутор.

– Кто его знает, что-то из Пустоши...

– Бред какой-то, - пробормотал Отец Михаил.

В задних рядах, зашевелились, растолкав монахов, протиснулся тяжело дышавший страж.

– Отец Клемон...
– он перевел дух.
– На груди... Шрамы... Не дышит.

Все как по команде повернулись к Отцу Михаилу.

– Что вы...
– экзекутор не выдержал и закричал с отчаяньем.
– Вы все с ума сошли! Нет у меня никого!

Обращенные на него лица смотрели со скорбью и сочувствием. Отец Михаил сделал шаг назад, из комнаты с порталом в спину потянуло прохладной сыростью...

Глава 7

Первым, что появилось в сознании, была боль. Потом возникло место, где жила боль - маленькая жилка на левом виске. Она мерно пульсировала, рождая короткие, обжигающие вспышки. Из цветных пятен, лениво толкавшихся в глазах, проступила белая, идеально ровная поверхность. Она, светясь мягким светом, уходила вдаль, постепенно сужаясь, уступая место черноте с редкими, мигающими колючим светом, точками. На мгновение эту красивую картину заслонило мутное пятно, похожее на чье-то лицо, нахмурило брови или что там у него, пошевелило подобием губ и исчезло. Остались лишь колючие точки, которые называются звездами, и белая дорога, по поводу которой память скромно промолчала.

Он смотрел на дорогу в небо, постепенно знакомясь с частями своего тела. На короткий миг он испугался, что процесс присоединения к нему новых частей бесконтролен, и он станет совсем не таким как раньше, на что робко возразил внутренний голос: мол, он и понятия не имеет, каким был раньше. Возразить на это пока было нечего. Тем более что его поджидало новое открытие - мир за пределами его тела был тоже материален! Этот мир уперся в один из его членов острым краем, вызывая в том весьма противоречивые чувства. Следующим включился звук. Кто-то хрипел совсем рядом. Похоже, этому кому-то очень плохо. Ничего, бывает. Вот ему тоже несладко, но он же не хрипит... наверное. Вернулось пятно, довольно быстро стало лицом, мелькнуло еще одно пятно, продолговатое и одно из мест, принадлежащих его телу, начало невыносимо жечь. Огонь полился в центр тела, растекаясь оттуда тонкими струйками.

Это было так больно, что Петер мгновенно пришел в себя и начал кашлять. Через миг его еще и стошнило себе на грудь. Отплевываясь отвратительной до судорог слюной, он приподнялся на локте. Футах в десяти от него на коленях стоял Дэнил, с маленькой фляжкой в руке. Рядом с ним лежал Марк, и его тоже рвало.

– Ничего, - сказал Дэнил и, поморщившись, сплюнул, - щас полегче станет. Все выйдет, если не с блевотиной, то с потом.

– Что случилось?
– еле проворочал шершавым опухшим языком Петер.

– Херня полная случилась, - ответил Дэнил.
– И когда я херню эту найду, она сильно пожалеет, что решила нам подляну сделать.

– Древние маги?
– не понял Петер.

– Да какие, мать твою, маги?
– разозлился Дэнил.

– А кто?

– Понятия не имею. Хотя теперь вариантов немного осталось. Это тебе не деревенские бабы на метлах. Кому-то мы крепко в горле засели. Не понимаю, чего ты здесь такого прочитать можешь, что бы столько сил тратить, останавливая нас.

– Где прочитать?
– спросил Петер.

– В стеле. Или ты забыл, куда мы пришли?
– усмехнулся Дэнил.

Петер покопался в памяти и вспомнил, как они плыли вчетвером по реке.

– Где Мела?
– спросил он Дэнила.

При этих словах Марк подскочил и стал озираться.

– Нормально у вас память отшибло, ничего не скажешь, - вздохнул Дэнил.
– Этак вы и сдохнуть могли.

Он протянул флягу Марку:

– Полглотка, не больше. И сразу лицом на землю.

Петер принял фляжку, сделал маленький глоток и быстро последовал примеру Марка. Жидкий огонь стек по пищеводу и начал растекаться по телу.

– Нас, что, отравили?
– донесся слабый голос Марка.

– Не совсем, - откликнулся Дэнил.
– Вы сами полезли, куда не следует. Хотя, можно сказать, что отравили.

– А где эти отравители? Ты убил их?

– Таких убьешь...
– зло сказал Дэнил.
– Лежи, скоро очухаешься, сам вспомнишь.

Петер закрыл глаза и ушел в себя, в поисках потерянной памяти. В голове всплывали клочки событий, добрая половина из его кошмаров, уступали место новым клочкам, отрывкам фраз, крикам, все это крутилось вокруг оси, в центре которой была его голова, вызывая новый приступ тошноты. Верчение все убыстрялось, уже вместе с землей, на которой он лежал, пока он не потерял ориентацию, и глаза не заболели от яркого света.