Забытый - Москва
Шрифт:
– Действительно...
– Не то все! Боялся - не примешь. Скажешь - завтра.
– Ох и дура-ак!
– Дмитрий посветлел лицом.
– Да сейчас-то вижу, что дурак, а вчера...- Бобер посмотрел виновато.
– Ладно уж. Только смотри! Выкинь из башки всю эту дурь. Ты теперь для меня - и главная забота, и главная надежда, и самый желанный гость. Понял?!
– Понял.
– Гляди у меня! Теперь обскажи поподробней, пока лишних ушей нет, с чем и зачем приехал, что от меня надо?
– От тебя кроме кремля пока
– Вот тут, под нами, из Чешковой башни. Вместе ж решали. Забыл?
– Не забыл. Но только об этом уже пол-Москвы знает.
– Да ты что?!!
– Вот тебе и что. Отсюда совет. Даже не совет, а просьба, даже требование. Требование не мое, а обстоятельств. Здесь тайный ход не делать.
– Да уж теперь... Что толку его делать.
– Именно. Значит, тогда так: поручи это дело полностью Иоганну. И всех других от него отсеки. Бояр, начальников разных там - всех! Чтобы он там, внизу один распоряжался и отчитывался только перед тобой.
– И что?
– Иоганн будет там копаться очень активно, и для всех это будет знак, что ход делается, а мы его делать не будем. Выкопаем только, скажем, колодец для отвода глаз.
– А ход?
– А ход из Собакиной башни в берег Неглинки, в бурелом. Знаешь то место?
– Да-да-да-да-да! Но тогда и там Иоганн?
– Ну а как же. Ты официально поручи ему надзор за колодцами в башнях. И все. Ведь еще и у Свибла колодец будет. Так что никто ничего заподозрить не должен.
– Добро! Что еще?
– Еще? Все. Только рот на замок - и все.
– Это понятно. Ты-то что дальше?
– Я, тезка, в Серпухов смотаюсь. Посмотрю, как там мои арбалеты, арбалетчики. Как Окский рубеж смотрится.
– Эх! Мне бы с тобой! Да дела не пускают. Митрополит Тверью пугает, Кашинский князь защиты просит - тьфу!
– Что поделаешь, доля твоя такая. Терпи! А мы за тебя постараемся. Знаешь, не получается у меня в Нижнем с арбалетчиками. Ни черта! Придется, пожалуй, всех своих из Серпухова туда забрать.
– Всех-то зачем? Ну как всех там и положишь?
– В одинаковых условиях надо держать. А насчет потерь... Чем стрелков больше, тем потерь меньше. Но только что с того? Если я и всех заберу, до последнего человека, и то это будет капля в море. А с татарами без арбалетов - дохлый номер. У меня одна надежда: может, хоть когда работу моих стрелков увидят, призадумаются.
– Да, брат, барана хоть под нож, хоть к яслям, один черт за рога тащить приходится. Упирается!
– Упирается, - смеется Бобер.
– Братишку отпустишь со мной?
– Зачем?
– Ну, неудобно. Его же удел. Что мы там без него нахозяйствуем? Надо с хозяином.
– Какой он еще хозяин, - важно, по-взрослому, по-вельяминовски цедит Дмитрий, - впрчем, если захочет - пускай. Привыкает,
– Давно пора.
* * *
– Князь Владимир! Мы в гости к тебе. Можно?
– монах открыл и с трудом протиснулся в низенькую сводчатую дверь.
– Заходи, Ипатий. С кем ты?
– А вот, князь мой волынский из Нижнего наведался, хочет с тобой потолковать.
– Со мной?! О чем?
– навстречу Дмитрию поднялся долговязый (уже выше его) и широкоплечий, но еще по-детски худой и неуклюжий парнишка. Лицо, как и у братанича, круглое, простоватое, но глаза большие, внимательные, в них радостный испуг.
– Здравствуй, князь!
– Дмитрий протянул руку и ощутил в своей ладони широкую, крепкую и сухую ладонь, энергичное пожатие. "Что ж, молодец. С таким пожатием по крайней мере не размазня и не раздолбай".
– Здравствуй, князь... Бобер, - Владимир запнулся, смутился и сразу покраснел чуть не до слез.
– Бобры князьями не бывают, - Дмитрий постарался улыбнуться попростодушней, - вернее, князей Бобрами не зовут. Но мне это прозвище нравится. Деда моего так называли, а он умница был и храбрец, настоящий богатырь.
– Рассказывал мне Ипатий и о нем. Вы проходите, садитесь.
– Владимир оправился от смущения, приободрился.
Гости прошли, сели у стола. Дмитрий осмотрелся. Горенка маленькая, с одним крошечным оконцем, которое и летом-то, наверное, ничего не освещало, а уж сейчас... Поэтому на столе горят три свечи в шандале. По стенам лавки, посередине стол, у стола еще две лавки. На столе кроме свечей краюха хлеба, нож, плошка с медом, в ней большая деревянная ложка. Жбан с квасом и книга из аккуратно сшитых листов харатьи. Дмитрию показалось что-то очень уж знакомое, он придвинулся, заглянул...
– Э-э, князь! Да ты никак Плутархосом интересуешься.
Владимир опять покраснел ужасно. Молчал, улыбался робко.
– Не отец ли Ипат чтение это тебе подсунул вместо Псалтыри?
– Он, - выдохнул Владимир.
– Здорово! Я ведь тоже в твои годы, так же вот, вместо Псалтыри, этой книжкой зачитывался. Мудрая книжка. А? Воевать умело учит. Как ты считаешь?
– Да я еще прочел-то немного... Но здорово! Ведь как давно это было, а они уже все премудрости воинские знали! Получше теперешних наших воевод. Даже не верится.
– Так-то, брат. Оказывается, сколько уже всего на свете было. Все было! А мы и не знаем...
– А откуда узнать-то!
– неожиданно вскинулся Владимир.
– Если б не Ипатий, я и этого бы не узнал.
– Вот видишь, какой у нас отец Ипат необыкновенный. Нам его беречь надо, чтоб не только нас учил, а и иных многих.
– Ладно, хватит шутить, князь, - заворчал монах, - говори лучше, зачем мы пришли.
– Я, между прочим, вовсе не шучу, - Дмитрий строго взглянул на Владимира, и тот поспешно опустил глаза, - а пришли мы по важному делу, князь.