Забытый - Москва
Шрифт:
– Не!
– под общий смех монах решительно мотнул головой.
Слуги понесли жаренья: карасей в сметане, звенья осетровые, белужьи, обжаренные в постном масле куски оленины, свиной бок, бараньи ребра, а к ним горы пышек, оладьев, сырников.
Разведчики пыхтели и отдувались, еле ковырялись в подаваемых блюдах есть больше не могли. Женщины давно уже откинулись на спинки скамей. Дмитрий чувствовал и себя уже набитым до отказа, ему казалось, что наелся он на неделю вперед.
Продолжали есть трое: Монах - как будто только начал, Ефим - гораздо медленнее и часто прикладываясь к жбану, и (самое
– Иоганн, порасскажи-ка нам насчет кремля.
– Что именно, князь?
– Иоганн отложил ложку и спокойно тщательно вытер губы.
– Больше всего меня интересуют сроки.
– Если на возведении стен будут работать так же, как на копке рва и заготовке камня, то к концу лета должны закончить.
– К осени?! Не шустро ли?
– Вот именно шустро. Работают удивительно быстро, навалом, на одном дыхании. Дыхания хватило бы... Я видел, как возводят стены в Мальборке. Немцы работают не так. С основательной подготовкой, не спеша, размеренно, но расчетливо, экономно и очень быстро. Однако там я таких темпов не видел. Тут ломят как сослепу! Работа, правда, пока дурная - земля, камень... Только и надо, что силу приложить, тут она, видать, немеряная. А стены ставить - не камень колоть. Да и мастера не московские, может замедлиться. Хотя скорость не столько от мастеров, сколько от подсобников зависит. Посмотрим.
– Ну а в остальном как? Все по плану? Как сначала решили?
– Да, все по плану. Девять башен, шесть воротных: на Москву-реку средняя, на Неглинку две - Боровицкая и напротив моста Ризоположенская, на посадскую сторону тоже две - Никольская и Фроловская, и одна на спуск. По углам три круглых, глухих. Стены рассчитываем высотой сажени в четыре, толщиной - две. Башни как у немцев, на полстены выше. Только...
– Что только?
– Бояре на Москве шибко гордые. Башни порасхватали, теперь друг на друга косятся, чья лучше выйдет. Камень уже друг у дружки тягать начали, чтобы, значит, "моя больше". Боюсь, как бы со стен не потащили, тогда вовсе беда. Стены-то - ничьи.
– Ах ты!
– Дмитрий не на шутку расстроился.
– Даже тут с вывертом! На Москве, гляжу, ничего просто так не делается. Какое бы дело ни затеяли, каждый прежде всего начинает выискивать, как бы побольше украсть. А я-то, дурень, придумал на свою голову! Люба, ты брату не забывай об этом напоминать. А то растащат весь камень к чертям, поставят башни до неба, а между ними деревянный забор.
– С этими станется, - фыркнула Юли.
– Мое! А дальше хоть трава не расти.
Заговорили погромче. Вспомнили Бобровку. Тут сразу посмурнели женщины. Люба глянула грустно:
– Мить, от Любарта весть пришла. Плохо ему этим летом пришлось.
– Неужели татары?!
– Нет, Казимир. Отнял опять и Белз, и Холм. Пишет: еле Владимир удержал.
– Ах ты, дьявол! Как быстро ожил, стервец! Жаль. Хоть скачи помогать. А, отец Ипат?
Отец Ипат помурзился, прожевал:
– Пусть теперь Олгерд покрутится. Любарта он бросить не сможет, а понять, может, поймет, что потерял.
За столом стало не то чтобы грустно, а как-то скучно. Иоганн с Ефимом наелись, отвалились
А монах ел. Ел и ел и, кажется, не собирался останавливаться. Наконец князю это надоело, да и обстановка за столом сама повернулась к завершению.
– Ну ладно, ребята. Я думал, отец Ипат нам чего-нибудь порасскажет, а он, видать, с голодных краев к нам завернул... Княгиня, ты его в следующий раз уж покорми, пожалуйста, заранее.
Юли фыркнула, все осторожно усмехнулись, монах никак не прореагировал. Мужчины стали подниматься, благодарить хозяйку. Поднялась и Люба, немного неуклюже, бочком, Юли поддержала ее за локоть, а Дмитрий с неудовольствием отметил себе (и сам удивился), как покалечил ее фигуру далеко выпиравший живот: "вроде в прежние разы не так было страшно".
– На здоровье, ребята, на здоровье! Завтра на обед приходите. Только с женами, не стесняйтесь. Помните, мы тут одна семья.
– Спасибо, княгиня, большое спасибо.
Юли вскочила, убежала наверх. Иоганн подвинулся к Дмитрию:
– Я об одном одолжении хотел попросить тебя, князь.
– Что за одолжение? Говори.
– Да так, пустяк. Чего людей задерживать...
Дмитрий сообразил наконец: "не то что-то":
– Хорошо. Пойдемте, провожу вас, свежим воздухом дохну. Там и скажешь.
* * *
На крыльце распрощались. Алешка с Гаврюхой пошли через улицу, Ефим нырнул в подклет. Дмитрий неприятно удивился: "неужели он с челядью в подклете? нехорошо. Что ж это Люба-то?"
Иоганн замешкался на крыльце.
– Ну что там у тебя?
– Дмитрий крепко потер руки, передернул плечами мороз потрескивал порядочный.
– Дело важное, князь, - Иоганн понизил голос, - и такое, чтобы не знал о нем НИКТО.
– Даже княгиня?
– князь не удержался от иронии.
– Даже княгиня, - Иоганн остался совершенно невозмутим.
– Ого! Ну говори.
– В кремле намечено сделать тайный ход, то тебе ведомо...
– Ведомо.
– А где - ведомо?
– Ведомо. Из средней башни, Чешковой.
– А ведомо тебе, что о том уже вся Москва знает? И башню, она еще не построена, а ее уже тайницкой прозвали.
– Тьфу!!!
– Так то. Понимаешь теперь?
– Признаться - нет. Что ж теперь поделаешь?
– Не могу же я Великому князю подсказывать. Это твое дело.
– Да что подсказывать?
– Обрисуй обстановку. И пусть на слуху все так и останется. Тайницкая, так тайницкая. Возиться дальше, колодец в ней, конечно, обязательно... Но ход из нее не делать. А сделать его (я все посмотрел и прикинул) в угловой, в Собакиной башне, к берегу Неглинки. Там удобней и незаметней всего. Но только уже после окончания стройки, когда и башня будет стоять, и колодец в ней будет отрыт, и вообще все устроено. Землекопов набрать из пойманных разбойников, обещать им свободу, чтоб лучше работали, а потом в честь окончания работ, на дорожку угостить как следует, бражкой напоить,.. чтоб уснули с устатку...