Забытый вальс

Бачериков Геннадий Иванович

– Спасибо тебе, Ильдар.

– Спасибо потом говорить будешь. Ты смотри осторожней, такие люди очень хитрые бывают.

Вечером, уложив Васю спать, Наташа взяла узелок с драгоценностями, развязала, достала два свертка с монетами и задумалась. Ясно, что отдавать сразу все нельзя, впереди была длинная зима, да и дальше-то как все обернется… Хотя, конечно, по радио говорили, что наши разгромили немцев под Москвой, и что победа не за горами, но после этого почему-то выдачу хлеба по карточкам уменьшили. Опять же, неизвестно, что за люди. Наташа развернула монеты, Даже в тусклом свете керосиновой лампы они были красивы.

Она

отложила четыре монеты, подумала, добавила еще две, достала коробочку с кольцом, завернула все в старый газетный лист, убрала сверток в ящик стола, остальное опять увязала в платок. Взяла керосиновую лампу, узелок и зашитую в холстину коробку из-под эйнемовских конфет, и пошла в ванную. Там она отодвинула тумбочку, стоявшую вплотную к боку ванны, поставила на пол лампу. Открылась неширокая щель между ванной и стенкой. На небольшом расстоянии, так, что можно было достать рукой, из стены с незапамятных времен торчал ржавый огромный гвоздь. Наташа чуть не напоролась на него во время ремонта в квартире, который они затеяли вместе с соседями года два назад. Она обвязала узелок и коробку шпагатом и осторожно повесила на гвоздь. Затем придвинула тумбочку и со спокойным сердцем пошла спать.

На следующий день она никуда не выходила. Около половины третьего коротко тренькнул дверной звонок. У нее почему-то сильно забилось сердце. На ослабевших вдруг ногах она подошла к двери.

– Кто там?

– Меня зовут Марина Яковлевна, я к Наташе.

Наташа открыла дверь. Перед ней стояла невысокая симпатичная молодая женщина с круглым лицом в ладно сидящем на ней, подогнанном по фигуре мужском полушубке до колен, в меховой шапке-ушанке и в валенках.

Здравствуйте, проходите, ко мне вот сюда, – указала Наташа на дверь своей комнаты.

Марина Яковлевна вошла в комнату вслед за ней, расстегнула полушубок, под которым виднелась толстой вязки шерстяная кофта, положила на стол кожаные, с мехом внутри, варежки. Увидев Васю, она улыбнулась,

– На, держи, – и протянула ему несколько карамелек, которые вытащила из кармана полушубка.

Вася посмотрел на мать, как бы спрашивая разрешения, и нерешительно протянул руку. Марина Яковлевна высыпала карамельки ему в ладонь.

– Наташа, давайте поговорим где-нибудь в сторонке, – сказала она, кивнув головой в сторону Васи.

– Хорошо, пойдемте в комнату к соседке, она недавно умерла, у меня есть ключ от ее комнаты. Вася, ты пока чай морковный попей с конфетами, я скоро вернусь.

Наташа достала из стола сверток, зажгла свечку для Васи, взяла керосиновую лампу, и они с Мариной Яковлевной пошли в пустую комнату Азаровой. Там они сели возле стола. Марина огляделась по сторонам, встала, взяла лампу со стола, подошла к картинам в золоченых рамах, внимательно вгляделась в каждую из них, еще раз обвела взглядом комнату, вернулась к столу и, ни говоря ни слова, опять села. Наташа медлила, было в лице ее собеседницы какое-то едва уловимое выражение нетерпеливой жадности, как у голодной собаки, которой продавец мяса на рынке отрезает заветревший кусочек, а она и гавкнуть хочет, чтобы поторопить, и боится, что прогонят.

– Ну, что там у вас? – не выдержала Марина, – мне дворник сказал, что вы хотели что-то в обмен на еду предложить.

– А что вы могли бы достать?

– Да что хотите, надеюсь ананасов вам не надо?

– Да ну, какие

там ананасы, я их и раньше – то не пробовала.

– Крупы любые, тушенка, овощи, яблоки, мандарины, сгущенка, сахар, конфеты. Только это все недешево стоит. Что у вас есть-то? Сразу предупреждаю, денег мне не надо, вот если есть золото, камушки, это – да, возьму.

Наташа, подавленная обилием перечисленного, дрожащими руками торопливо, как будто боясь, что у нее отнимут саму возможность получить хоть что-то, развернула сверток, положила на стол шесть монет и коробочку с кольцом. Марина открыла коробочку. Камень в кольце, отражая свет лампы, брызнул колючими искрами по стенам комнаты. Лицо Марины странно преобразилось, черты его заострились, и она стала похожа на зверя, готового сделать последний прыжок и вонзить зубы в горло загнанной жертвы.

Она встала, взяла в руки лампу и кольцо, и почему-то пошла к окну, как будто бы хотела, чтобы кто-то с улицы посмотрел сквозь замерзшее стекло на кольцо. Расчистив участочек окна от инея, она провела кольцом по стеклу, послышался визгливый скрежет. Марина внимательно всмотрелась в стекло, придвинув лампу почти вплотную к нему.

Когда она вернулась к столу, на лице ее было выражение, которое бывает у сытой кошки, которая, лежа на солнцепеке, благодушно взирает прищуренными глазами на окружающий мир. Марина положила кольцо в коробку, закрыла ее и положила около себя, означив таким образом некое право собственности. Потом взяла в руки одну из монет, взвесила ее, покачав на ладошке, попробовала на зуб, внимательно осмотрела с обеих сторон, поднеся монету к лампе, взвесила каждую из оставшихся монет в руке, придвинула к себе всю кучку.

– Ладно, беру все. Что вы хотите за это?

– Ну, я не знаю, у меня хлебные карточки украли, вообще есть нечего.

– Хорошо, две рабочие хлебные карточки я завтра могу принести.

– То есть как, и это все?

– Да не бойся, не бойся, за это только монеты возьму, – перейдя вдруг на «ты», покровительственным тоном сказала Марина, – А за кольцо дам по пять банок тушенки и сгущенки, пять кило макаронов, кило яблок и мандаринов. Считай, это только от доброты моей. Ребенка твоего жалко.

– Ну, добавьте крупы еще килограмм пять хотя бы.

– Ладно, будет тебе гречка. Завтра часа в четыре шофер, Дима, тебе все и завезет. Эх, к этому кольцу да сережки бы такие же!

Наташа дернулась, открыла было рот, но ничего не сказала. Марина заметила это.

– Ну что, есть сережки? Чего жмешься, вижу что есть. Давай, я тебе за них то же, что и за кольцо дам, да карточки каждый месяц буду приносить до апреля, глядишь, зиму и протянете. Могу еще коробочку витаминов дать, сына подлечишь, а то он у тебя доходной уже.

– Да они у подруги, завтра с утра схожу за ними, тут недалеко.

– Ну, ну, у подруги… Ладно, завтра с шофером сама зайду, тоже часа в три.

– Только монеты и кольцо я сейчас не отдам.

– Не веришь? Ну, правильно и делаешь, нынче каждый сам за себя.

Марина еще раз огляделась вокруг, как бы запоминая обстановку комнаты.

– Слушай, а соседка эта, она что, одна тут жила?

– Да, у Надежды Борисовны никого из родных не осталось.

Марина задумчиво застегнулась на все пуговицы и крючки, зашла в комнату к матери за рукавичками, потрепала рукой Васю по голове на прощание и ушла.