Забытый вальс

Бачериков Геннадий Иванович

У Наташи на сердце было неспокойно. Не понравилась ей Марина Яковлевна, но что было делать. То, что та пообещала, звучало как сказка. Непонятно было только одно, откуда в осажденном городе могло взяться все это. В декабре по карточкам вообще ничего кроме хлеба не давали, а тут яблоки и даже мандарины, которые и созрели то совсем недавно.

Сильно удивилась бы она, как и большинство жителей осажденного города, если бы узнала о том, что руководителю обороны Ленинграда и первому секретарю горкома партии товарищу Жданову регулярно доставляют на самолете любимые им ананасы, а меню столовой Смольного

не уступает довоенному меню ресторана «Астория. После революции в России власть на всех уровнях руководствовалась, прежде всего, принципом самосохранения. Сейчас ей не нужны были те, кто ничего не мог сделать для ее защиты. Более того, они мешали. И первой военной зимой сотни тысяч ленинградцев, обреченных на голодную смерть в осажденном промерзшем городе, были даже не похоронены, а просто свалены в безымянные братские могилы на Пискаревском и Серафимовском кладбищах, либо сожжены в печах кирпичного завода.

Утром Наташа проснулась до того, как встал Вася. Она растопила печку, достала из тайника в ванной узелок и зашитую коробку. Вытащила из узелка коробочку с сережками, положила ее в стол, накинула тулуп, вышла из квартиры и спустилась во двор. Ночью выпал сильный снег и Ильдар разгребал неширокие дорожки. Наташа подошла к нему.

– Здравствуй, Ильдар.

– Здравствуй, Наташа. Ну как, приходила к тебе эта женщина?

– Приходила, почти договорились, она сегодня должна с шофером приехать. Вот только что-то сердце у меня не на месте. Давай, зайдем к тебе, поговорить надо.

– Хорошо, поговорим, у меня чайник еще горячий, вот только угостить нечем, хлеб да кипяток.

– Ну что ты, Ильдар, что ты. Какое угощение, да и я сейчас пойду кашу варить, крупы немного есть.

Они спустились в дворницкую, сели у еще теплой печки. Наташа помедлила немного, собираясь с мыслями. А потом рассказала все Ильдару.

Закончив, она сказала, – И сейчас я прошу тебя спрятать пока вот это, – она передала ему зашитую коробку, – и вот этот узелок. Тут золотые царские десятки. Если со мной, не приведи бог, что-нибудь случится, помоги сыну, как сможешь. Будет тяжело, монеты меняй на продовольствие. Если придут люди и будут искать Надежду Борисовну, спроси от кого они. Если скажут, что от Николая и Александры, отдашь коробку.

– Наташа, что ты себя хоронишь, может не надо с ней дело иметь, другого человека найдем.

– Да, понимаешь, это я так, на всякий случай. Все нормально будет. Завтра зайду и заберу все у тебя, сгущенки и тушенки принесу, попируем. Просто сердце чего-то не на месте. Да мы за пять месяцев с начала войны все тут ненормальными стали.

Вернувшись домой, Наташа разбудила Васю, скатала матрас, вытащила кирпичи над буржуйкой, поставила туда кастрюльку с водой для каши и, положившись на волю судьбы, стала дожидаться прихода Марины, дошивая Васину шубейку.

Звонок раздался довольно поздно, когда уже почти стемнело. Наташа быстро пошла открывать дверь, от волнения у нее даже немного стала кружиться голова, и прежде, чем открыть, она немного постояла, опершись плечом о стенку.

За дверью стояла Марина, а за ней в тусклом свете от заклеенного крест-накрест и запыленного подъездного окна виднелись силуэты двоих мужчин, нагруженных коробками.

Привет, Наташа, – поздоровалась Марина

Яковлевна.

– Здравствуйте, – сказала Наташа, замешкавшись в дверях и мешая войти гостям.

– Ну посторонись, дай войти-то. Мужики вот принесли все, о чем договаривались.

Марина и мужчины вошли в прихожую, четыре коробки были поставлены на пол.

– Вот что, мужики, вы тут постойте, а нам надо поговорить, – с этими словами Марина двинулась прямо в комнату Надежды Борисовны.

– Подождите, принесу ключ и… остальное, – остановила ее Наташа.

Вернувшись с ключом и керосиновой лампой, она открыла дверь соседки, и они, как вчера, сели за столом. Наташа достала и разложила на столе монеты, кольцо и сережки. На лице Марины опять появилось вчерашнее хищное выражение, она взяла сережки и пошла к окну. Опять она провела по стеклу сначала одной, потом другой сережкой, и оба раза послышался тот же неприятный скрежещущий скрип.

Марина вернулась к столу, убрала кольцо и сережки в футляры, сложила их в карман полушубка, сгребла со стола монеты, небрежно сунула их в другой карман.

– Ну, пойдем, посмотришь, что принесли. Да, дверь не закрывай и лампу здесь оставь, тут со мной профессор один, он из музея, картины хочет посмотреть, может возьмут, повесят у себя для людей. Соседка-то вроде без наследников, сама же вчера говорила.

Наташа зажгла в своей комнате стеариновую свечку. Мужчины внесли коробки, поставили их на стол и вышли. Марина открыла каждую из коробок, демонстрируя их содержимое.

– Вот, как вчера договорились, за сережки удваиваю все. Сгущенка, тушенка, яблоки, мандарины, макароны, гречка. Такое богатство редко у кого сейчас есть. А вот и то, что еще обещала, – тут Марина залезла рукой внутрь полушубка, достала две картонки и маленькую картонную коробочку. – На, вот карточки и витамины, теперь мы вроде как в расчете. Пойду, посмотрю, как там профессор.

Наташа с Мариной вышли в коридор. Дверь в комнату соседки была открыта, там мелькал свет от движущейся лампы. Марина зашла в комнату. Наташа, движимая каким-то безотчетным беспокойством, пошла за ней.

Один из мужчин, тот, что пониже и с бородой, держа лампу в левой руке, рассматривал что-то на одной из картин в большую лупу. Марина подошла к нему.

– Ну что, Валерий Карлович, есть что-то интересное?

– Интересное?! Да тут, дорогая моя, есть две картины, которые в Эрмитаже или Лувре должны висеть. Остальные тоже музеев достойны. Я могу, конечно и ошибиться, нужна тщательная экспертиза, но почти убежден, что это Рафаэль, -он махнул в сторону одной картины, на которой в полумраке угадывались силуэты стоявших рядом трех женщин и какого-то мужчины перед ними, – а это Тициан, – указал он на другую картину.

– А сколько они могут стоить?

– Глупый вопрос. У этих картин не может быть стоимости, они бесценны.

– Ладно, бесценны… Давайте заканчивать, поехали, потом разберемся.

Повернувшись к двери, Марина наткнулась на Наташу.

– Дверь в эту комнату закрой и ключ мне отдай, завтра приедем и заберем картины, – властно потребовала Марина.

– А вы что, в музее что ли работаете? – удивилась Наташа, – и потом, надо ведь какую-то бумагу составить. Управдома, милицию вызвать, пусть акт напишут.