Зачарованное озеро
Шрифт:
— Ну вот, опять сорвался, неугомонный, и снова перекуса не взял... Торопится косяк перехватить, пока эти из Золотых Карасей не спохватились, а то в прошлый раз они наших обловили — и ничего не попишешь, по всем правилам...
Тарик отвел глаза — ее подоткнутая за пояс юбка открывала красивые сильные ноги, а незашнурованная сорочка — изрядную часть пленительных округлостей. Лита, конечно же, успела перехватить его восхищенный взгляд, но с женским мастерством притворилась, будто ничего не замечает. Сказала безмятежно:
— Пойду дрова рубить. Если успеют и привезут изрядно жел-топерки,
— А давайте я вам помогу, — предложил Тарик. — Дровокол из меня никудышный, а вот чурбаки таскать и поленницу складывать смогу...
Бальдер подтолкнул его локтем, и Тарик умолк, понявши, что сморозил что-то не то. На лице Литы изобразился натуральный испуг:
— Да вы что, господин городской?! Понеси вы хоть полешко и увидит кто — долго сраму не оберешься: в доме Барталаша Фога гостя работать заставили! Позорище!
Надо же, подумал Тарик, у них здесь еще строже, чем в земле-робских и пастушьих деревнях: там гостю все же дозволена легкая помощь вроде колки дров...
— А чтобы вы не скучали... — призадумалась Лита. — Ага! Вы грибную охоту, часом, не любите?
— Очень даже, — сказал Тарик. — Живу неподалеку от грибных лесов. Только у нас в урожайную пору грибников бывает больше, чем грибов, такая незадача...
— А вот у нас наоборот, — засмеялась Лита. — Грибников много, но грибов видимо-невидимо, на всех хватает. У меня мелкие как раз за грибами собираются, пойдете с ними? Это ж не работа, а как раз забава.
— С удовольствием, — сказал Тарик.
— И вы тоже, коли хотите, — повернулась она к Бальдеру.
— Благодарствуйте, хозяюшка, воздержусь, — политесно ответил тот. — Есть я грибы люблю, особенно жаренные в сметане, а вот ходить за ними терпежу не хватает. Лучше я, с вашего позволения, поброжу по деревне, красотами вашими полюбуюсь.
— Как знаете, ваше право, — сказала Лита.
И пошла в дальний конец двора, где высился штабель коротких чурбаков и стояла низкая колода в три обхвата — той походкой, какой красивые женщины, в том числе и верные жены, шествуют, когда точно знают, что мужчины смотрят им вслед. Бальдер шепнул Тарику:
— Вот так и пожалеешь, что мы не в Нижутере...
Тарик неопределенно пожал плечами. О далекой стране Нижутер, где даже летом лежит снег, медведи, волки и лисы белые, а ездят на собаках, как здесь на конях, испокон веков болтают: гостеприимство там доходит до того, что гостя хозяин укладывает на ночь со своей подросшей дочкой, а если таковой нет, то и с женой, а если откажешься — хозяину выйдет смертельная обида и он запросто гостя зарежет. Говорят, порой возникают тягостные сложности: хорошо, когда жена молодая и красивая, а ну как в пожилых годах и страшная? Об этом даже байсы есть. Вот только, как часто бывает с россказнями о далеких странах, где обычаи насквозь диковинные, ни один из рассказчиков в Нижутере сам не бывал: от людей слышал...
— По деревне я и впрямь прогуляюсь, — тихонько поведал Бальдер. — Но не ради любования красотами, а с мыслью... Девушки у рыбарей красивые да статные. К незнакомым с глупостями лезть не следует, можно и ножиком в
Он заговорщицки ухмыльнулся Тарику, повернулся на каблуках и пошел со двора. На крыльце появились Тильтиль и Митиль — девчонка несла круглую плетеную корзину, а ее братишка — целых две. И одну тут же протянул Тарику:
— Мы в окно слышали, господин городской: мамка говорила, ты с нами по грибы идешь? Не сумлевайся, наберем с верхом, руку оттянет...
Корзина Тарика была пуста, у Тильтиля там лежал холстинный сверток, явно с перекусом, как в городе, а у Митиль была пустая корзинка поменьше. Когда они шли по деревне, встречные, как это водится, здоровались с Тариком и желали доброго дня; он, знакомый с деревенскими обычаями, отвечал без промедления и желал того же. Они долго шли по широкой дороге в две колеи, потом детишки свернули в довольно густой еловый лес, и Тарик, чуть обеспокоившись, предусмотрительно спросил:
— Мелкота, а мы не заплутаем?
В лесах за Зеленой Околицей он освоился сызмальства и заблудиться не боялся, к тому же они, хоть и широкие, замыкались с одной стороны рекой, а с другой — городом, так что нетрудно искать дорогу по солнцу. А вот в густых еловых лесах, где солнца почти и не видно, он почти не бывал. К тому же в городе отпускают в лес детишек на пару годочков постарше — такая вот малышня запросто может заплутать, и придется идти на поиски. Зверей там, к счастью, нет, кроме белок, — но здешние леса могут оказаться звериными...
Тильтиль посмотрел на него снизу вверх — но так, словно глядел сверху вниз:
— Не боись, господин городской, у нас не плутают!
Он достал из кармана опрятного летнего кафтанчика какую-то штуку и, зажав двумя пальцами, показал Тарику: длинный железный треугольник со скругленным основанием, и на нем высечен какой-то нехитрый значок. Пояснил с явным превосходством:
— В городах у вас такого нету, а у нас — звона что!
Он поднял руку ладошкой вверх и положил на нее железку. Треугольник самостоятельно ворохнулся, поерзал — и указал вершиной в ту сторону, откуда они пришли. Тарик даже отпрянул от неожиданности — но железка больше не шевелилась. Малыш, победно глядя на него, чуть повернулся вокруг себя — и железка вновь ворохнулась, указывая туда же.
— Вот так вот, — прямо-таки наставительно сказал Тильтиль. — Как ее ни верти, а вострый конечник так и будет показывать на деревню, в любой чащобе не заплутаешь. Потому по грибы и отпускают, и даже тех, кто нас помладше...
«Надо же, какие у них здесь штучки», — смятенно подумал Тарик, который в жизни о таких не слышал и не читал...
— Это коваль Гумбош такие делает, — пояснил Тильтиль, спрятав железку. — Как-то там с наговорными словами, папка говорил, как это мастерство прозывается, да я забыл, слово длинное, взрослое. Белое чу... белое чи... нет, не выговорить...