Зачем нам враги
Шрифт:
— У нас было укрытие. Там в погребе хранилась вся наша добыча. Солдаты князя подожгли дом, пытаясь нас выкурить. Мы отбились, мы убили их всех, но я не хотел уходить. Я не смог уйти, потому что женщина, которую я любил, назвала меня трусом и подонком. Она обвиняла меня, что мы теряем то, что заработали кровью, а я стою и смотрю на это. Я и вправду просто стоял и смотрел, я не мог ничего больше сделать, вход в дом завалило, и я...
— Ты послал туда этого мальчика, — сказала Эллен. — Вниз, в погреб. Сквозь огонь. Чтобы он вытащил самое ценное. Ты бы не сделал этого,
— Эллен. — Во рту у Натана пересохло, и он едва смог выдавить ее имя. — Откуда ты...
— Ты смотрел на эту щель и проклинал ее, потому что не мог устоять перед таким искушением, а мальчик боялся... он не хотел. Но ты криками заставил его. Сказал, что это не опасно, что в погребе еще нет огня, что ему только пролезть туда и обратно, а ты его подождешь... Ты кричал на него, а на тебя кричала Аманита, это было давно, но ты помнил так хорошо...
— Эллен! — Он взял ее за плечи, глядя в безучастное лицо. — Откуда ты все это знаешь?!
— Я видела, — просто сказала она. — Я все это видела во сне, много раз. И я помню... я помню, как ты смотрел на эту щель. И думал: если бы, если бы только ее там не было, этой проклятой щели. Ты все время думал только одно это. Как будто просил.
— Просил, — деревянно кивнул он. — Только она ведь... все равно была.
Эллен слабо улыбнулась одним уголком губ.
— Он погиб, да?
— Да. С потолка упала балка, она пробила крышку погреба и завалила вход окончательно. Я ничего не смог сделать и...
— И нарушил свое слово.
— Я его еще раньше нарушил. Когда не сделал того, что обещал, сразу. Просто это было обещание из разряда тех, которые легко оставить на потом... — Натан перевел дыхание, потом продолжил со спокойствием человека, которому больше нечего терять: — Тот человек, его отец, был моим другом. И считал меня своим другом. Зачем нам враги с такими друзьями, верно? Я мог спасти его сына... и знал, что могу, когда не спас. Если бы мой друг был моим господином, я бы ринулся за его сыном хоть в огонь, хоть под стрелы. Но меня держало только данное слово. Которого никто не слышал. А еще... была Аманита, и она...
— Ты бесчестный человек, — мягко сказала Эллен. — Боги создали господ для таких, как ты. Вы ничего не умеете делать сами.
— Эллен! — опешил Натан; а что, разве ты ждал от нее чего-то другого, тут же с горечью подумалось ему? Ждал поддержки, утешения, хотел услышать, что поступил правильно, что не виноват?..
— Вы рождены быть слугами, — так же мягко продолжала Эллен, и у Натана снова возникло жуткое ощущение, что ее глаза видят его. — Если в ход идет ваша добрая воля, вы творите только зло. Потому что на совесть-то легче легкого наступить. Делов-то, а? Потому долг чести — не для вас. А вот если за нарушение долга вам грозит виселица — это да, это дело
— Милорд... Глориндель? — прошептал Натан.
— Не терзай себя так, Натан, довольно. Оно не стоит того. Ты таков, каков есть. Как и я. Я вот — сам себе закон. И у меня, в отличие от тебя, нет долга, но есть принципы. Я по ним действую, и только по ним, и могу по ним творить хоть добро, хоть зло. И приказывать тебе — и я ведь не всегда решаю неправильно, верно же, Натан? Часто, но не всегда. Ты же творишь добро, только если тебе прикажут. И за это... ты позволишь мне быть твоим другом?
Натан встал на колени. Он давно уже не держал в своей руке руку Эллен (которая, словно в дурмане подумал он, не была рукой Эллен) и, застыв, слушал голос — голос Эллен, который не был голосом Эллен... он был голосом Глоринделя. Ее губы шевелились, и с них слетал знакомый насмешливый голос, в котором было немного раздражения, и немного обиды, и немного грусти, — и говорил он то, что эльфийский аристократ Глориндель никогда не сказал бы вслух, но что он думал, постоянно думал и не мог сказать, пока его душа не отделилась от тела и не заняла тело этой женщины. На мгновение, Натан знал это, всего на мгновение, так что у них мало времени.
— Ты позволишь мне это, Натан?
Натан взял край рваного, грязного плаща Эллен и поцеловал его, почувствовав скрип дорожной пыли на зубах.
— Как прикажете, мой господин, — сказал он.
И почувствовал, что время ушло, но не ощутил разочарования, потому что они все друг другу сказали.
— Натан, что ты... — удивленно начала Эллен и осеклась. Натан вскочил. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, так же, как минуту назад, но теперь это были совсем другие глаза. Это были ее глаза.
— Что случилось, я... — Она слегка пошатнулась, прижала пальцы к щекам, нерешительно коснулась уголков глаз, вдруг крепко зажмурилась, потом распахнула глаза. — Я... вижу...
— Ты всегда видела, — сказал Натан, не в силах сдержать улыбки — и удивляясь тому, каким все это вдруг оказалось простым. — И огонь ты всегда чувствовала. Просто думала, что не чувствуешь. И что не видишь. А на деле ты чувствуешь и... видишь больше всех. — Он шагнул к ней вплотную, взял ее лицо в ладони, неотрывно глядя ей в глаза, которые видели больше всех. — Эллен, скажи, ты любила его?
На миг ему почудилось, что это неправильный вопрос и Эллен подумает о Расселе, — но тут же понял, до чего глупо сомневаться.
— Я... Нет. — Она запнулась, мотнула головой. — Это не то... Просто с ним было горячо. Я же не чувствовала огня, а его — чувствовала. С ним было горячо. Я не любила его, нет. Но я бы хотела, чтобы... чтобы он был мне другом.
— Он был, — сказал Натан. Она снова подняла на него глаза — и теперь-то уж он не усомнился, что она и правда его видит.
— Да. Наверное, был.