Зачистка территории
Шрифт:
Поездки и путешествия за границу, впрочем, тоже не всегда проходили гладко. В Египте, будучи на Красном море, Шахов все-таки уговорил Марину поехать на знаменитую гору Синай – ту самую, где библейский пророк Моисей получил заветные скрижали. Ехали традиционно на ночь, чтобы встретить там рассвет и полюбоваться восходом солнца. Поднимались в темноте с фонариками. Было довольно холодно, неожиданно пошел довольно сильный дождь. Такие дожди, как позже сказал гид, бывают, разве что один или два раза в год, да и то не в каждый. Плащи и зонты они, естественно, не взяли. Марина устала, промокла до нитки, стала ругаться, говорить, что дальше не пойдет и умрет здесь, пришлось посадить ее на верблюда. Поехали на верблюде, который скользил ногами по грязи над самым обрывом. И то доехали не до конца, последний кусок дороги все равно
– все в желтых куртках с капюшонами. Они, папаша и дети, помолились на этом последнем этапе и ушли наверх без малейшего писка. Марина же ругалась: "Куда тебя потащило? Сидели бы в отеле! Если так хочешь, сам иди, а я здесь останусь!" – она действительно промокла насквозь.
Закутали ее в какое-то одеяло, взяли чаю. Сидели в хижине-развалюхе, ждали рассвета, чтобы идти уже вниз. Рассвет из-за сплошной облачности получился какой-то совсем тусклый, солнца не было. Молча, не разговаривая друг с другом, Аркадий и Марина спустились вниз, в отеле грелись по отдельности в душе, а потом легли спать, не касаясь друг друга. Да, Марина, пожалуй, иногда была излишне жестка в отношениях с Шаховым, но в то же время – и очень чувствительная натура: в ту же поездку увидела мумию в Каирском музее и потеряла сознание. Впрочем, говорили, что людям нередко становилось дурно от идущей от мумии энергетики. Сам Шахов ничего такого не почувствовал.
В Каире тоже шел дождь.
По погоде еще хуже египетской была разве что их поездка по
Скандинавии: дождь как начался еще на границе – в Выборге, так и не прекращался все семь дней их путешествия. В Хельсинки лило как из ведра, да и еще и с сильным, выворачивающим зонты, ветром. Марине из всего города Хельсинки только и запомнилась разве что насквозь промокшая Эспланада, где Шахов ухитрился неудачно сфотографировать ее рядом с какой-то жополицей статуей, да еще магазин недалеко от вокзала, где она прикупила для кухни массу приятных мелочей. Шахов по своему жизненному опыту считал, что лучший способ борьбы с непогодой и сопутствующей хандрой – это много есть и много пить.
Рядом с ними в автобусе ехала довольно симпатичная парочка – молодожены. Мужчины тут же сдружились, на пароме из Турку в
Стокгольм в магазине "Duty-free" закупили ящик пива и весь его выпили, ко всему тому на этой же алкогольной почве объединившись еще и с компанией финнов, которые под утро уже просто лежали трупами.
Эти же финны заблевали Шахову брюки, в связи с чем в Стокгольме пришлось срочно покупать ему новые. Как всегда Шахову толком ничего не подходило, он начал раздражаться, махать руками, и в конечном итоге из всех неподходящих брюк они выбрали просто наименее неподходящие и самые дешевые. Марина, впрочем, тут же заодно подкупила себе симпатичную блузочку, еще кое-какую одежду и даже нижнее белье. Интересно, что нигде за границей никто никогда не принимал Шахова ни за шведа, ни за немца – только за русского. В
Копенгагене у скульптуры "Русалочка" некий пожилой турист из неизвестной страны, вроде как англичанин, тут же обратился к Шахову:
"Раша?" – и попросил его сфотографировать себя на камне рядом с печальной бронзовой девушкой. Шахов это и сделал. Англичанин сказал:
"О'кей, спасыбо, товарыщ!" Кроме того, там же, в Копенгагене, когда
Шахов покупал билеты на круиз по каналам, Марина пошла в туалет, а по выходе из него ухитрилась заблудиться. Еле-еле выплутала. Когда вернулась (а это уже было часа через полтора) Шахов стоял весь бледный на том же самом месте, где она его и оставила. Поссорились:
"Ты сам виноват, не надо было меня отпускать!" Шахов недоумевал:
"Киса, как вообще можно заблудиться в Копенгагене?" Сам он, имея природную склонность к языкам, везде ориентировался без труда. Все то путешествие прошло в обычном духе: стаптывая ноги, шатались по музеям и экскурсиям. В картинной галерее города Осло Марина уже сказала ему: "Сам иди, смотри, чего хочешь, а я лучше тут посижу на диванчике!" Погода была мрачная, поэтому для поднятия настроения постоянно что-то ели и пили. Вскоре деньги у Шахова закончились, и на обратном пароме он оплатил ужин и завтрак только одной Марине, причем последними металлическими монетами, которые наскреб по всем карманам. Сам же есть категорически отказался, сказав, что не хочет, стоял,
Подруга Лера на все эти Маринины рассказы только хохотала: "Затем тебе это надо! Все эти музеи, автобусы? Это все для пожилых и пенсионеров! Море, солнце – вот что главное! В Турцию, в Мармарис лучше бы съездили – еще и дешевле вышло бы!"
Впрочем, съездили и они в Турцию – только не в Мармарис, а в
Кемер. Шахов в какой-то день поперся сплавляться по горной реке на надувных плотах, а Марина отказалась категорически – осталась загорать у бассейна. Там она и познакомилась с симпатичным турком-аниматором Мемедом – парень был просто картинка из журнала. И этот Мемед ее в конце концов уболтал. Однако оказалось, что турок этот не имел (или не желал иметь) никакого представления о безопасном сексе, что Марину очень напрягало (она тут же и вспомнила про байкеровские хламидии). К тому же потом обнаружилось, что пока она ходила после этого дела мыться в душ, у нее из сумочки пропало сто долларов. Решила больше с турком не встречаться, но на следующий день Мемед все-таки подкараулил ее в аллее парка и попытался чуть ли не там же и оприходовать. Марина, естественно, с негодованием ему отказала и тут же получила в глаз. Шахову она сказала, что случайно ударилась в бассейне.
Фирма Шахова работала в основном по северо-западу России,
Западной Сибири и Восточной Украине, но однажды, наконец, появился шанс получить заказ для одной западной компании. Аркадий даже съездил на переговоры в Амстердам. Разовый заказ они получили, однако в целом поездка в Голландию Шахова совсем не порадовала. В
Амстердаме он остановился, казалось бы, в хорошей гостинице – в
"Новотеле", но там его в первый же день обворовали. В номере стоял электронный кодовый сейф, куда он положил обратные билеты на самолет, паспорт и деньги. Вернувшись вечером после переговоров и товарищеского ужина, он набрал код, но сейф открыть не смог и вызвал сервисную службу. Пришел негр с каким-то прибором и сейф открыл, только денег там не оказалось. Причем сперли все, даже рубли.
Появился администратор и сходу стал утверждать, якобы их аппаратура показывает, что в сейф никто не влезал, а значит, отель ни в чем не виноват. Шахов настаивал на своем, поскольку деваться ему было некуда. В то же время на полу номера нашли какую-то изогнутую спицу
– что-то типа отмычки. Тогда с большой неохотой вызвали полицию. Тут же оказалось, что обворовали еще и соседей – канадскую семейную пару
– и, причем, по-крупному. Вместо запланированного хождения по музеям половину следующего дня Шахов провел в полиции. Там очень долго оформляли протокол: допрашивали по-английски, а записывали по-голландски. Кончилось тем, что деньги в той относительно небольшой сумме, какую и заявил Шахов, ему все-таки вернули, заставив при этом подписать бумагу, что у него нет претензий к отелю. Позднее Рафик, тот самый Лерин дружок, так выразил свое мнение об этой истории: "Вот, лохидзе! Надо было заявить больше бабок, те все равно бы отдали! Чистый лузер!" А Шахов и тому был рад. Соседям-канадцам же вообще на тот момент ничего не отдали, и чем там кончилось с ними дело – неизвестно. Кстати, та написанная им фраза "I have no claims" ("Претензий не имею") тут же напомнила
Шахову историю с питерским вытрезвителем, куда он однажды случайно загремел, даже будучи даже не слишком-то и пьяным. Просто однажды вечером поскользнулся зимой на улице – тут же подскочили менты, взяли под ручки, засунули в фургон и отвезли на Синопскую набережную. Там его вместе с другими пьяными посадили на диван и начали оформлять в вытрезвитель. Сидевший рядом с Шаховым забулдыга заснул и во сне обмочился. Отпрянувший от него Аркадий видел, как по клеенчатому дивану моча желтым ручейком стекает в кирзовый сапог соседа слева, который плакал пьяными слезами, обхватив руками голову. К одиннадцати часам вечера вытрезвитель был уже забит под завязку и поэтому часть наиболее трезвых и живущих недалеко пьяниц после оплаты штрафа решили отпускать по домам. Тем, кто был в состоянии назвать номер телефона, позвонили домой и вызвали жен – чтобы те их забрали (кстати, не все жены на это и соглашались)…