Загадай число
Шрифт:
— Ну да, конечно.
Ответ Гурни был довольно зыбким по смыслу, но Хардвик почему-то успокоился и ответил почти официальным тоном:
— К слову о человеческих ресурсах, мне надо вернуться к работе. Напомни мне, зачем ты здесь?
— Хотел еще раз пройтись по территории, посмотреть, не наведет ли меня что-нибудь на полезные мысли.
— Это что, в Нью-Йоркском управлении вас такому учат? Детский сад!
— Я все понимаю, Джек. Но сейчас ничего другого мне не приходит на ум.
Хардвик вернулся в дом, возмущенно качая головой.
Гурни вдохнул влажный запах снега, и этот
Много работал и был нелюдим…Это определение, вдруг возникшее в голове, потрясло Гурни, потому что идеально описывало его собственное поведение. Он старался не выстраивать таких параллелей, но защита последнее время то и дело давала брешь. Он подозревал, что не просто стал превращаться в собственного отца, но давно и бесповоротно превратился в него. Много работал и был нелюдим.Этими словами можно было описать его жизнь, и от такой картины веяло холодом. Как это унизительно — увидеть, как годы твоей жизни на земле легко укладываются в такое короткое предложение. Как он может быть хорошим мужем, если все его силы уходят только на работу? Каким он может быть отцом? Отцом, который так поглощен своей профессией, что… нет, хватит.
Гурни прошелся дорогой, которой, как ему помнилось, вели следы, теперь скрытые под новым снегом. На подходе к лесу, где следы загадочно обрывались, он вдохнул запах сосен, прислушался к тишине и замер в надежде, что его осенит. Ничего не произошло. Он с досадой огляделся вокруг и начал в сотый раз перебирать все, что ему было известно о ночи убийства. Что он знал? Что убийца пришел на территорию института с дороги пешком? Что у него были с собой специальный полицейский кольт 38-го калибра, разбитая бутылка от «Четырех роз», садовый стул, запасная пара ботинок и маленький проигрыватель с записью криков животных, при помощи которого он выманил Меллери из дома? Что на нем были комбинезон из нетканого материала, перчатки и пуховик, который он использовал, чтобы заглушить выстрел? Что он сидел за сараем и курил? Что он дождался, пока тот выйдет на террасу, застрелил его и потом четырнадцать раз ударил разбитой бутылкой? Что затем он спокойно ушел по газону в сторону леса, повесил запасную пару ботинок на дерево и бесследно исчез?
Гурни почувствовал, что его лицо сложилось в напряженную гримасу — отчасти от влажного, леденящего воздуха, отчасти от внезапного осознания: все, что ему якобы известно об убийстве, — сплошная беспросветная
Глава 29
Задом наперед
Ноябрь был его нелюбимым месяцем — время тусклого света, неясный промежуток между осенью и зимой.
Погода обостряла ощущение, что он заплутал в тумане дела Меллери и в упор не видел чего-то, что находилось прямо перед ним.
Когда он вернулся домой из Пиона, он решил, что было ему несвойственно, поделиться сомнениями с Мадлен, которая сидела за сосновым столиком над остатками чая и клюквенного пирога.
— Хочу, чтобы ты сформулировала свою точку зрения по одному вопросу, — сказал он, тут же пожалев о выборе лексики. Мадлен не любила официозный тон.
Она склонила голову набок, и он воспринял это как приглашение продолжить.
— Институт Меллери расположен на сорока гектарах между Филчерз-Брук-роуд и Торнбуш-лейн, в горах над поселком. Там примерно тридцать гектаров леса, а еще на четырех гектарах — газоны, парк, стоянка и три здания: главное, в котором находится лекторий, кабинеты и комнаты гостей, дом, в котором жили Меллери, и сарай для всякого садового оборудования.
Мадлен посмотрела на кухонные часы, и он поспешил продолжить:
— Полицейские обнаружили следы, ведущие от входа со стороны Филчерз-Брук-роуд к стулу, стоявшему за сараем. От стула следы вели к месту, где Меллери был убит, а оттуда — к точке в лесу, на расстоянии примерно километра, где следы прекратились. То есть дальше их просто нет. Нет ни малейшего намека на то, каким образом человеку, дошедшему до этого места, удалось скрыться, не оставив следов.
— Ты серьезно?
— Я описываю результаты расследования.
— А что с другой дорогой, которая туда ведет?
— Торнбуш-лейн находится в тридцати метрах от последнего следа.
— Медведь вернулся, — сказала Мадлен, помолчав.
— Что? — не понял Гурни.
— Медведь. — Она кивнула в сторону бокового окна.
Между окном и спящей, покрытой инеем клумбой стояла согнутая до земли стойка для птичьей кормушки, а сама кормушка валялась рядом, расколотая пополам.
— Я попозже с этим разберусь, — сказал Гурни, раздражаясь на не относящееся к делу замечание. — Есть у тебя какие-то идеи по поводу истории со следами?
Мадлен зевнула.
— По-моему, все это глупость, а тот, кто это сделал, сумасшедший.
— Но как он это сделал?
— Это как фокус с цифрами.
— Не понимаю тебя.
— Я хочу сказать — какая разница, как он это сделал?
— Продолжай, — попросил Гурни, в котором любопытство побеждало раздражение.
— «Как» не имеет значения. Вопрос в том, «зачем», а ответ очевиден.
— И что это за очевидный ответ?
— Он хочет показать вам, что вы идиоты.
От ее ответа у него возникло двойственное ощущение: с одной стороны, он был доволен, что она подтвердила его версию, что путаница была намеренно адресована полиции, но с другой — ему не понравился акцент, который она сделала на слове «идиоты».
— Может быть, он шел задом наперед, — предположила она, пожав плечами. — Может быть, на самом деле следы не ведут оттуда, откуда вы думаете, а наоборот — уводят туда.