Загадка акваланга
Шрифт:
— Вы самый близкий погибшему человек. Важно каждое слово, какой-нибудь разговор, поступок, случайно зафиксированные вашей памятью, могут пролить свет на обстоятельства трагедии… Я понимаю ваше состояние, но, прошу вас, будьте до конца откровенны.
— Что же делать, что же делать? — как бы на мгновение оставшись наедине с собой, прошептала женщина. — Идемте… В его кабинет.
Комната, где они оказались, была светлой и уютной, обставленной добротной старой мебелью. Большой письменный стол, множество книг на дубовых полках. У Корнеева такой интерьер ассоциировался скорее с обиталищем кабинетного
— Не знаю, что еще добавить… Врагов у нас просто не было, — ровно сказала она, по-прежнему сохраняя странное выражение, — тем более таких, которые оказались бы способны на такое зверство…
Наступило молчание.
— Я понимаю, вам не до меня…
— Спрашивайте. Я не спешу. Похоронами все равно занимается сын Василий. Машина у него… Всю жизнь тянулись, наконец купили подержанные «Жигули»… Пусть Ефиму хоть после смерти послужат… А у Васи везде знакомые. Знаете, какая сейчас молодежь?.. Я пока хоть немного в себя приду.
— Тамара Сагаловна, вспомните, не угрожал ли кто-нибудь мужу? По телефону, в письме?..
— Ефим — он смирный был, тихий… Нет, никто и никогда… Трепали, правда, языками, что он якобы изменял мне, но я не слушала. Оно как получается?.. Иной раз мужик глянет иначе, а какой-нибудь дурехе мнится, что он ее бриллиантами осыплет — стоит только молнию расстегнуть.
—Вы уверены в непогрешимости своего супруга?
— Ну, может, Ефим и заглядывал кому под юбку, но чтобы из-за бабы его жизни лишили — не поверю…Из себя-то он у меня невидный был, а душу не каждая раз глядит. Я догадывалась, было что-то по мелочам… но деньги в семью нес… Ну, и молчала. Зачем нервы трепать?.. Я ведь тоже не красавица, да и хвораю часто по-женски… Тут понимание надо иметь.
— Мы тоже, Тамара Сагаловна, не думаем, что причиной предсмертных пыток была, так сказать, романтическая история. Вот и ищем зацепки… А что вы знаете о работе мужа?
— Хотите, верьте, хотите — нет. Ничегошеньки.
— Не знаете даже, кем работал?
— Почему же… Работал на заводе, завскладом. С какими-то деталями дело имел. Вы думаете, что из-за этих железок его могли…
— Определенного я сам ничего не могу сказать. И потому готов допустить самое невероятное… Хорошо, завод… А кооператив? Ведь вам известно о нем?
— Конечно. Я и сама писала заявление в «Сатурн», я уже говорила, и пару раз расписывалась в ведомостях… Ох!.. — впервые в ее глазах мелькнуло живое чувство — страх.
— Не пугайтесь, Тамара Сагаловна, хуже того, что случилось, не будет. Вашему мужу уже ничем не повредишь… А вдруг за этим что-то да и кроется… Он ничего вам не говорил о своих опасениях, подозрениях, каких-то неполадках?
— Он никогда не говорил о работе, а я не спрашивала. Все по своему разумению. Вот и в кооперативе иногда ночевать ему приходилось. И всегда без предупреждения… Я уже привыкла.
— А в тот день?
— С утра как пошел на завод, так и не вернулся… Вечером будто бы у Светланы, полюбовницы покойного Леонида Григорьевича, собирались, как в тот день, когда он утонул.
— Ваш муж уехал на машине?
— Машину водит сын. У Ефима прав
— Ас собой к Светлане не приглашал?
— В этот раз нет. Но как-то Ефим возил меня туда на майские праздники. Я не хотела, и не скрывала этого… Что ж получается? Я знаюсь с законной женой Леонида Викторовича, а тут нате… Но он настоял. Я подчинилась… Правда, больше он меня туда не тянул. Да и радости с этого… Мужики втроем в углу шушукались, что-то свое обсуждали. Даулет — ему недолго — напился, пробовал встрять, они его оттуда шуганули. Он вернулся к столу и начал опять водку хлестать да Светке глазки строить. Совсем ошалел! А та уставилась в телевизор на голых баб, будто самой нечем мужиков охмурять. Она и охмуряет. Даулету так улыбалась, что только дурак не заметит. А Лене хоть бы что… Ну, люди!..
— Значит, Тамара Сагаловна, вы только единственный раз побывали у Коробовой? — перебил ее майор. Надо было кончать, информация шла убогая.
— А что мне к ней ездить? Ефим говорил, я и сама убедилась, что они там не гулянки устраивают, а делами занимаются. Хоть и допоздна… Потому вчера вечером и не всполошилась. Замаялась с уборкой, в одиннадцать легла и заснула, как убитая… Как убитая, — прошелестела она, и внезапно руки ее, скрещенные на животе, безвольно упали, голова откинулась на спинку кресла, глаза превратились в узкие бездонные щелки, рот слегка приоткрылся. Поняв, что женщина в обмороке, Корнеев заметался по комнате. К счастью, во вмонтированном в книжный шкаф баре стояло несколько фужеров. Майор схватил один из них, бормоча.
— Сейчас принесу воды… Минуту… Где же у них могут быть лекарства?.. Хоть какие-нибудь капли….
Он бросился в кухню, но его остановил тихий и твердый голос:
— Спасибо, не надо, майор, никаких лекарств…
— Но, позвольте…
— Не волнуйтесь. Уже все прошло, все нормально. Минутная слабость… А вот и Васенька приехал.
В коридоре послышались громкие шаги, и через несколько секунд в кабинет ввалился стриженый ежиком невысокий крепыш в черных джинсах и темной рубашке.
«Довольно странный траур», — подумал Корнеев, вставая.
— Майор Корнеев, — назвался он. — Примите мои соболезнования, Василий Ефимович. Понимаю ваше горе, и поверьте, сейчас я больше всего хочу того же, что и вы — убийцы должны быть найдены.
— Откуда вам знать, чего я хочу?.. Отца-то не вернешь!.. Вы лучше маму пожалейте… Не ройтесь по живому, — парень говорил взволнованно, но не громко, стараясь не тревожить снова впавшую в безразличие женщину.
— Может быть, вы могли бы подсказать, где у отца хранились какие-нибудь записи, дневники или что-нибудь в этом роде? В них может оказаться след.
— Насколько мне известно, отец такой ерундой не занимался. А записную книжку он всегда держал при себе.
— Мы ничего не обнаружили. Как она выглядела?
— Старый, затрепанный зеленый блокнотик. Сколько себя помню, один и тот же. Но я в него ни разу не заглядывал. Зачем? Какие там у него дела? Завод, склад, вечные совещания. Вдобавок, еще и в кооператив зачем-то врюхался. Будто с голоду помирали. Я вот из армии год как пришел, тоже…
— Год достаточный срок, чтобы заметить что-нибудь неблагополучное.