Загадка архива
Шрифт:
— У меня такое впечатление, что убийца и думать забыл о «деле Беллы Кони».
— Кто его знает? Что касается меня, то я жду, что он что-нибудь сделает… Совершит какую-нибудь неосторожность, которая его выдаст.
— Если уже не совершил её, — подхватила Ана его идею.
После этого краткого обмена мнениями сотрудники вернулись к начатому разговору.
— Ты имеешь в виду визит Филипа Космы к Ирине Нягу? — спросила Ана.
— Да! Может быть, он зашёл туда случайно… А может быть — с определённой
Это замечание Аны предупредило ошибку, которую готов был сделать и Эмиль.
— По фотографиям судить нельзя… Люди, видевшие друг друга, запоминают обычно самые главные черты — нечто особенное, свойственное данному человеку, принадлежащее только ему и не меняющееся ни со временем, ни с возрастом, в то время как те, что знакомятся по фотографиям, с трудом замечают эти индивидуальные черты, особенно по прошествии многих лет, — размышлял Эмиль. — К тому же, судя по словам Ирины Нягу, с тех пор они ещё встречались.
Эмиль понял, что, не учтя всех этих обстоятельств, он чуть было не сделал слишком поспешный вывод.
— Скажи лучше, как твой любимый актёр? Не забыл он роль, увидев, как внимательно ты за ним следишь? — продолжал он после небольшой паузы.
— Во всяком случае, играл он прекрасно и роль… не забыл. Может быть, он оставил это на тот вечер, когда в театр придёшь ты! — тем же ехидным тоном ответила Ана.
— Не вчера мы сделали небольшую ошибку… — начал Эмиль, не обращая внимания на колкости своей сотрудницы.
— Я тоже заметила, — прервала его Ана. — Перед встречей с Ириной нужно было лучше изучить её прежние показания. В досье оказалось что-нибудь новое?
— Нет. Пока! Разве что — интересная история с заядлым любителем кофе. Я расскажу тебе о ней позже. А сейчас, я думаю, нам следует полистать показания костюмерши на предмет посещения и, может быть, разговора с ней.
Эмиль передал Ане страницы и попросил её прочесть их вслух. Пока Ана читала, Эмиль, усевшись в кресло, внимательно следил за ней, в то же время протирая стёкла своих очков, которые запотевали, казалось, сами собою.
Диалог между Паулем Михэйляну и бывшей костюмершей протекал нормально, хотя в глаза бросался задиристый тон женщины и то и дело выплывающая на поверхность ненависть, которую она питала к танцовщице.
«— Ваше имя?
— Будто вы меня не знаете?
— Прошу отвечать на вопрос.»
Ана остановилась, глядя на Эмиля.
— Но откуда костюмерша знала Михэйляну?
— Вероятно, со времени той кражи… Ведь Михэйляну вёл следствие.
Ана продолжала читать:
«— Моё имя Елена Фаркаш.
— Возраст?
— Тридцать пять лет.
— Замужем?
— Да; четверо детей.
— Когда вы узнали о смерти танцовщицы?
— Нынче
— Как, через два дня?
— Я уезжала в Брашов. У меня заболела мать.
— Но об этом писали все газеты!
— Я не читаю газет. Их читает мой муж, и потом рассказывает мне всё самое важное. Он же сказал мне и о смерти мадам Дины, когда я вернулась из Брашова.
— И как вы приняли это известие?
— Как мне его принять? Пожалела её, так, по-человечески. Мол, бог её простит… Но я её простить не могу! Она опозорила меня, несправедливо заподозрив в краже браслета. А что касается её смерти… я такой конец для неё и предвидела…
— Что вы хотите этим сказать?
— Да что мне говорить, кроме того, что все знают… Что она получала горы букетов и столько же писем с угрозами. Некоторые писали ей, что изуродуют её серной кислотой, потому что простой смерти для неё мало…
— Можете вы назвать кого-нибудь из тех, кто ей угрожал?
— Ведь вы лучше меня знаете, господин комиссар, что люди, которые такое пишут, никогда не подписываются. Мадам Белла просила меня, чтобы я даже и не давала ей этих писем, а рвала их в клочки, а то они портят ей настроение.
— Кто же ей угрожал, по вашему мнению?
— Как кто? Жёны тех, которые посылали цветы.
— Всё же, не могли бы вы сказать мне что-нибудь более конкретное?
— Конкретное? Как я могу сказать что-нибудь конкретное, когда через уборную мадам каждый вечер проходили десятки мужчин? Так исчез и тот браслет, из-за которого Вы… помните, как меня допрашивали?.. Потому что верили только ей!
— Если бы я верил только ей, сейчас вы были бы в тюрьме… И потом, речь ведь идёт не о браслете… Прошу вас вернуться к существу вопроса.
— Значит, меня обвинили в том, что я воровка, а сейчас эта несправедливость никого не интересует?
— Если вы постараетесь вспомнить, вы признаете, что никто не называл вас воровкой… а с тем делом — повторяю — покончено…
— Нет, не покончено. Случилось так, что вы поступили по справедливости и не арестовали меня. Но подозрение осталось, как пятно. А если с таким человеком случается несчастье, полиция тут как тут, просвечивает его, находит пятно и… начинается “лечение”!.. Впрочем, ведь вы знаете всё это даже лучше, чем авторы детективов.
— Извините, но мы удаляемся от сути дела. Ответьте: кто посещал её в вечера, предшествующие смерти? Назовите те имена, которые вы знаете…
— Я помню, что, кроме других, у неё были господин Джордже Сырбу, господин Филип Косма, господин Джелу Ионеску…
— А звонить ей звонили?
— Да, многие…
— Я имею в виду какой-нибудь особенный звонок, который взволновал бы её, расстроил… — настаивал следователь.
— Да, был один таинственный звонок.
— От мужчины или от женщины?