Загадка архива
Шрифт:
— Нет, что вы, что вы… — убеждала их Дойна, обеспокоенная тем, что они уходят, может быть, из-за неё.
— Когда вы появились, мы как раз собирались уходить. — Уверила её Ана. — И, обращаясь к старухе, добавила: — Благодарим вас за сведения, которые вы нам дали…
— Да… да… ничего… ничего… — повторяла старуха.
Ана хотела добавить ещё что-то, но вдруг резко остановилась. Она внимательно поглядела на Дойну. Вроде бы она её где-то видела. Но где?
Дойна тоже смотрела теперь на Ану и тоже пыталась вспомнить, где встречалась
— Кажется, мы знакомы.
И Ана вдруг вспомнила Библиотеку Академии. Дойна была той девушкой, которая читала интересовавшие её газеты. Газеты, открытые на той странице, где говорилось о смерти Беллы Кони — матери Дойны…
— Да, — просто сказала Ана — Мы встретились в Библиотеке Академии.
— Да, да, — поспешно подтвердила Дойна и бросила на мать обеспокоенный взгляд.
Было ясно, что ей не хотелось продолжать разговор на эту тему.
Эмиль чувствовал, что происходит что-то необычное, но не знал, о чём идёт речь. Год тому назад Ана ещё тоже была студенткой и они могли встретиться, где угодно… Он и забыл, что Ана рассказала ему о подшивках газет, которые были выданы какой-то студентке.
Девушки смотрели друг на друга несколько смущённо. Дойна выглядела так, словно её застали за каким-то неблаговидным делом. Это не ускользнуло от внимания Аны. Но оставаться больше не было смысла.
— Ещё раз, спасибо, — сказала она.
— Не за что! — ответила старуха.
Дойна проводила их до двери и закрыла её за ними.
Когда они вышли на улицу, Эмиль спросил:
— Это твоя бывшая соученица?
Ана взглянула на него очень серьёзно.
— Бывшая соученица? Разве ты не слышал? Мы встретились в Библиотеке Академии.
Эмиль ударил себя ладонью по лбу.
— Ох я, растяпа. Ладно ещё — не видеть, но не…
— Значит, Дойне известно, что она дочь актрисы Беллы Кони, — сказала Ана.
— Ты думаешь? Возможно… Хотя это может быть и простое совпадение… — без убеждения выдвинул Эмиль новую гипотезу.
Впрочем, он и сам понимал, как нелепо было бы предположить, что через двадцать лет после смерти матери Дойна случайно наткнулась на подшивку газет, писавших как раз об этом случае.
— Да… конечно… ты права.
— Дойна знает тайну своего происхождения, но не хочет говорить об этом старухе. Чтобы не ранить её, — тихо продолжала Ана. — Это доказывает, что старуха права, когда говорит, что Дойна — хорошая девушка…
— И она узнала об этом именно сейчас? Именно сейчас, когда исполняется двадцать лет? — спросил Эмиль тоном, таившим возможность самых разных предположений.
— Оставь… оставь, теперь не до следствия… — прошептала Ана, под впечатлением недавней встречи.
— Хорошо! Ты права! Предлагаю перерыв и обед у нашего «комиссионера».
Ана не ответила. Она думала об этих двух женщинах, которые вот уже двадцать лет живут одни, друг для друга, и таятся друг от друга, чтобы ни одна не узнала
У Аны дома
Хотя, предлагая обед в ресторане у Космы, Эмиль преследовал и профессиональные цели, Ана не могла принять его предложения.
— Нас ждёт мама! — заявила она. — Она сказала, чтобы я не приходила обедать без тебя.
Эмиля уже дважды приглашали к Ане. И он каждый раз шёл туда с удовольствием, хотя ему и трудно было выносить грустный взгляд госпожи Войня. Со смерти мужа мать Аны была, казалось воплощённым страданием. Правда, своё горе она переносила стоически, никогда не жаловалась на приключившееся с ней несчастье и даже не заговаривала о смерти мужа. Но довольно было взглянуть ей в глаза, чтобы понять, что она всё время только об этом и думает. Приходя к ним, Эмиль шутил, рассказывал анекдоты, стараясь хоть немного развеселить подавленную горем женщину.
— Я знаю, что обед у нас — дело не слишком весёлое… но… как же быть? Мы не можем отказать в этом маме — сказала Ана, возможно, уловив лёгкое колебание Эмиля.
— Нет! нет! Это неправда! — возразил он. — Я люблю у вас бывать… Хотя и огорчаюсь, видя твою маму всегда такой грустной, и это напоминает мне дело, которое мы расследовали два года тому назад… То есть, не то что огорчаюсь… это не то слово…
— Ладно… Пока мы дойдём… ты найдёшь слово! Вдохновишься — и найдёшь, — пошутила Ана, явно бравируя.
— Давай что-нибудь купим, — быстро сказал Эмиль и оглянулся — так, словно это «что-то» лежало прямо там на бульваре Каля Викторией, и достаточно было протянуть руку, чтобы взять его.
— Мама приказала не покупать ничего! Ни цветов, ни шампанского! У неё всё есть. Так она велела тебе передать.
— Прекрасно… Это с её точки зрения… А с моей…
Со «своей точки зрения» Эмиль вихрем ворвался в цветочный магазин и купил букет огромных красных тюльпанов.
— Какое чудо! — не удержалась Ана. — Словно их только что срезали…
— Их привезли из Голландии, так мне сказала продавщица.
Эмиль вынул из букета один тюльпан и немного неуклюже (в таких ситуациях он был до ужаса неловким) протянул его Ане:
— Этот — для тебя, остальные для мамы…
Ана улыбнулась про себя, отметив выражение Эмиля. Он не сказал ни «для госпожи Войня», ни «для твоей мамы». Что же касается Эмиля, то он произнёс это слово просто и естественно, сам не заметив, что вложил в него какой-то особый смысл. Он уже много лет скучал о слове «мама». Его родители жили далеко от Бухареста. А теперь они оба умерли. Единственный брат жил в Крайове. Отец, бывший рабочий-нефтяник, погиб во время аварии, вызванной неожиданным взрывом. Эмиль жил один и учился почти без постоянной помощи. Поэтому, когда он бывал в домах своих друзей и сослуживцев и видел дружные семьи, у него слегка сжималось сердце.