Загадка о тигрином следе
Шрифт:
Одиссей выхватил из-под подушки револьвер, но стрелять не понадобилось. Крысы знали, что такое оружие, и мгновенно разбежались по своим тайным норам. Но это был лишь первый их визит. Оказалось голодных ташкентских тварей не так то просто напугать. Когда на следующее утро Одиссей собрался позавтракать, крысы появились снова – в ещё большем количестве, заполнив две трети пространство пола. Как только эти хвостатые твари впервые учуяли запах открываемых консервов с тушёнкой, они тут же вылезли из своих нор и заняли выжидательную позицию по стенам комнаты. При внезапном появлении серых зверьков Одиссей в ужасе метнулся к подушке, под которой с ночи лежал револьвер. Однако на этот раз крысы повели себя неожиданно спокойно. Лишь некоторые из них, по виду самые молодые и неопытные, вопросительно повернули острые мордочки на самого здоровенного пасюка с блестящим
Одиссею пришлось призвать на помощь всё свою мужество и выдержку, чтобы закончить трапезу под пристальными ненавидящими взглядами. В какой-то момент учёному пришла в голову разумная мысль, что если нельзя демонстрацией оружия остановить нашествие гостиничных грызунов, тогда от них наверняка можно откупиться.
Пришлось открывать вторую консервную банку, которая должны была стать Лукову обедом. С омерзительным писком крысы набросились на угощение. Сожрав, то, что им причиталось, члены стаи во главе со своим вожаком тут же покинули комнату, как будто соблюдая договорённость с новым кормильцем. Похоже, Одиссей был далеко не первым, кто платил местным хвостатым рэкетирам дань, однако перспектива каждый день оставаться без обеда, удручала Лукова. К счастью вскоре генералу удалось договориться с каким-то высоким начальством, чтобы его сотрудника переселили в гостиницу для красных командиров. И снова Одиссею выделили отдельную комнатку, хоть и совсем крошечную каморку, но молодой человек был счастлив, прежде всего что переехал в относительно нормальную гостиницу.
Видимо, в качестве ответной благодарности некоему высокому чину из политуправления фронтом, который помог устроить Одиссея в привилегированную гостиницу, генерал пообещал ему, что он сам, а также руководитель научной части экспедиции сделают несколько докладов для политактива фронта.
Первую лекцию Одиссей прочёл для сотрудников Управления всеобщего военного обучения Туркфронта и ЦК КСМТ, затем выступил перед журналистами и редакторами газеты «Красная казарма» – главного печатного орган Политуправления Туркфронта. На следующий день Лукова и начальника московской экспедиции попросили выступить перед слушателями недавно организованных при штабе фронта курсов востоковедения РККА, а также перед специально вызванными в Ташкент комиссарами и командирами некоторых боевых частей. Чувствовалось, что новый командующий фронтом Михаил Фрунзе огромное значение придаёт работе по просвещению командирских кадров относительно специфики войны в Азии. В этой связи приехавшие московские товарищи, один из которых являлся крупным специалистом в области разведки, хорошо изучившим данный регион на практике, а второй начинающим, но очень талантливым учёным, владеющим помимо нескольких европейских языков ещё персидским, арабским, пушту и урду, были для Фрунзе настоящим даром небес, который он стремился использовать с максимальной пользой для просвещения своих командиров.
Лекция должна была состояться в бывшем здании Дворянского собрания, который с 1917 года назывался «Домом свободы» и являлся ареной жарких митингов и собраний политических партий. Одиссею ещё никогда не приходилось выступать перед столь массовой аудиторией. Но он был приятно удивлён культурой подавляющего большинства зрителей – вчерашние рабочие и подмастерья, а ныне красные офицеры слушали его с большим вниманием и даже временами аплодировали. Здесь под руководством мудрого командующего зарождалась будущая элита Красной армии.
В конце собрания на сцену вышел сам Фрунзе и от имени своих подчинённых поблагодарил докладчиков за интересные доклады. Фрунзе вручил им несколько книг из собрания библиотеки бывшего штаба Туркестанского военного округа императорской армии. Среди этих книг Луков сразу обратил внимание на два очень редких экземпляра, которые представляли собой огромную ценность. Так что это был поистине царский подарок.
В прекрасном настроении лекторы покидали «Дом свободы». На парадной лестнице их окликнул какой-то молодой хлыщ, который своим элегантным светлым костюмом ярким пятном выделялся на однообразном фоне гимнастёрок и френчей.
– Вы решили сменить комиссарское амплуа на нечто более прибыльное? – ехидно поинтересовался у одессита генерал. – Неужели революционные идеи перестали быть ходовым товаром? Кто же вы нынче: скупщик, спекулянт или поставщик?
– Быть революционером, не означает ходить в рванье! – гордо пояснил комиссар. – Мы элита нового общества – новая знать, если хотите. Только наша знатность основана не на благородном происхождении, как при царе. И не на миллионном банковском счёте, как в буржуазном мире. Лишь пролитая за революцию кровь будет служить пропуском в новое большевистское дворянство. Тяжёлыми ударами пролетарского меча мы выкуем себе революционный герб…
Глава 38
Вначале комиссар почувствовал себя в Ташкенте не удел. У всех было какое-то занятие кроме него. Генерал занимался подготовкой решающего этапа экспедиции, Луков ему помогал. Время шло, а о нём – «моторе и душе экспедиции» все словно забыли! При своей неуёмной энергии Лаптев тоже жаждал деятельности. Только начальник не давал ему никаких поручений, совершенно игнорируя.
Целыми днями Гранит бесцельно слонялся по улицам. Однажды он оказался возле самого шикарного ресторана в городе. Удивительное дело, но, не смотря на все тяготы войны и большие сложности со снабжением, несколько таких коммерческих заведений преспокойненько продолжали свою работу. Их владельцы доставали страшно дефицитные продукты на чёрном рынке или за бешенные деньги покупали их у вороватых армейских интендантов. Власти почему-то сквозь пальцы смотрели на частных рестораторов и повязанных с ними крупных спекулянтов, лишь изредка с большой помпой арестовывая мелкую рыбёшку, победно трубя об этом в газетах. Объяснялось это просто: крупные чины из штаба фронта и прочих тыловых учреждений сами любили посещать заведения с шикарной дореволюционной обстановкой, почтительным метрдотелем, обращающимся к завсегдатаям только по имени отчеству, и услужливыми официантами.
Оказавшись напротив входа в ресторан, Лаптев с удивлением и завистью наблюдал за выходящими из его стеклянных дверей военными чиновниками. Они появлялись под ручку с хорошо одетыми дамами. Швейцар услужливо кланялся им, как некогда князьям, владельцам фабрик и царским полковникам. Впрочем, где они теперь, – прежние титулованные особы, богачи и столоначальники рухнувшего режима, сорившие здесь шальными деньгами от продажи лицензий на сафьян, хлопок и хну?! Большинство из них прозябали в страшной нищете и дрались с другими нищими на папертях Стамбула и Парижа за плесневелую хлебную корку.
Нынче в почёте у тех, кто жил с чаевых, был упитанный и вальяжный, аккуратно причёсанный на прямой пробор и изящно одетый «товарищ красный командир» в тщательно пригнанном по солидной фигуре английском френче, в отглаженных галифе, обутый в форсистые сапоги с маленькими бальными шпорами. И никого не интересовало, что в недавнем прошлом он был каким-нибудь маляром или батраком, а генеральские сапоги свои просто украл у прежнего владельца.
Это в Москве никто из занимающих более менее высокий пост в большевистской иерархии чиновников не посмел бы столь открыто афишировать своё пристрастие к жизни на широкую ногу. Там подобные замашки сразу объявлялись морально-бытовым разложением, «обуржуаживанием», и карались по всей строгости революционного закона. Виновному его шалости могли стоить партбилета, должности, а то и самой жизни.
Но здесь на Востоке, в городе, изолированном от остальной Красной России, требования к моральному облику большевика, были, видимо, намного мягче. А иначе как объяснить, что, не имея никаких иных доходов кроме скромного жалованья, все эти тыловые деятели умудрялись, не таясь, вести столь вольготную жизнь. В то время как солдаты и командиры боевых частей часто недоедали, форма их была вконец истрёпана, интенданты не скрывали возмутительной роскоши, жили как восточные сатрапы. Подпольные игорные дома и места разврата были полны чиновниками военной администрации, скандальное расточительство которых и громкие оргии оскорбляли нужду красноармейцев. И все молчали, делая вид, что ничего не происходит! Новый командующий фронтом, то ли не знал о злоупотреблениях тыловиков, то ли бы занят чисто военными вопросами. А может и того хуже…