Загадка XIV века
Шрифт:
Пока он проезжал по Пикардии, в каждом городе и деревне кортеж ожидал радушный прием, гостям подносили мясо, рыбу, вино, пригоняли возы овса и сена, и все это оплачивал французский король. При каждом удобном случае император не забывал сказать, что он — гость короля Франции, а хозяева старались не подчеркивать имперского превосходства и потому не звонили в колокола и не совершали других ритуалов. При въезде в город император не случайно выбрал серую лошадь, обычно он ездил на белом коне. Французские официальные хронисты отмечали, что французский король очень беспокоился о протоколе встречи. Карл хотел, чтобы визит подтвердил его рассуждения о справедливой войне, но пусть французский народ не думает, что император — верховный монарх. Тщательно продуманный этикет и ритуал празднеств означали, что он придает большое значение этому визиту. В полуофициальных хрониках правления Карла V
В Компьени, возле Парижа, императора приветствовал брат королевы герцог Бурбонский со свитой в новых бело-голубых ливреях. В Санлисе императора встретили герцоги Беррийский и Бургундский и архиепископ Санский со свитой из пятисот человек, одетых одинаково — в серое и черное, — рыцари в бархатных одеждах, а оруженосцы в шелках тех же цветов. Наблюдатель, увидевший такое зрелище, должен был бы поведать о величии церемонии, однако несчастному герою праздника было не до пышности и блеска: у него разыгралась подагра, запланированный банкет он еще вытерпел, а остальной путь проследовал на носилках дофина, которые тащили два мула и две лошади.
В аббатстве Сен-Дени императора поджидали три архиепископа, десять епископов и весь королевский совет; там Карла IV подняли с носилок и перенесли в храм — помолиться у гробницы святого Людовика. Поскольку император говорил, что «безумно хочет» повидать знаменитую святыню и мощи, ему показали забальзамированное тело святого Деонисия, которого в свое время язычники после пыток обезглавили на склоне горы Монмартр (потому гора так и называется — дословно «холм мученика»): святой взял отрубленную голову в руки, дошел до вершины, положил голову на землю и основал аббатство. Император долго осматривал реликвию, украшенную драгоценными камнями корону святого Людовика и королевские усыпальницы; особого внимания удостоилась усыпальница Филиппа VI, бывшего шурина императора.
В Париж Карл IV въехал не на черном боевом коне, которого приготовил ему король, а в носилках королевы. Охрана старшины купеческой гильдии, две тысячи купцов, магистраты и жители Парижа, все верхом, все одинаково одетые в платье двух цветов — белого и лилового — поджидали императора с тем, чтобы проводить его к королю. К дьяволу подагру, эта церемония должна была совершаться верхом. Императора посадили в седло, сын был подле него, и они стали ждать приближения парада, что двигался к ним от старого дворца на острове Ситэ. Тогдашнее поколение еще не видело столь пышной королевской процессии. Особое внимание уделили тому, чтобы всякий человек, несмотря на толпу, мог все увидеть. Охрана с жезлами и мечами стояла на каждом дорожном перекрестке; за день до этого события глашатаи предупредили горожан, что им запрещается переходить через улицу Сен-Дени. Были установлены загородки, и сержанты отдавали четкие приказы относительно того, куда и когда могут двигаться пешеходы и всадники.
Сначала проехал маршал Сансер и его охрана в широкополых шляпах, у каждого охранника по два меча; за ними последовали королевские трубачи с яркими вымпелами на серебряных трубах. Четверо герцогов — Беррийский, Бургундский, Бурбонский и де Бар, муж сестры короля и будущий тесть Марии де Куси — ехали по два человека в ряд. За ними следовали двенадцать графов, в том числе и де Куси как граф Суассон, а также длинная вереница прелатов, нобилей, советников и офицеров королевского двора, каждая группа, в зависимости от титула и сана, была одета одинаково. На гофмейстерах — бархатная или шелковая одежда двух оттенков алого, на мажордомах — бархат, небесно-голубой и бежевый; королевские грумы щеголяли голубым дамастом, церемониймейстеры облачились в сине-красную форму, а на дворецких был атлас, белый и беж; повара и их помощники вышли в шелковой, подбитой мехом парадной одежде с перламутровыми пуговицами, на камердинерах были костюмы в черно-белую полоску с серой отделкой, а у сомелье полоска была красно-коричневая.
Последним явился тощий и длинноносый король на белом скакуне. Карл облачился в подбитый мехом алый плащ, на голове шляпа с козырьком «по старинной моде». Требовалось полчаса, чтобы такая длинная процессия выехала из дворца, а поскольку народ напирал, времени ушло еще больше. Наконец два монарха встретились лицом к лицу. Оба сняли шляпы. Карл занял место между императором и Венцеславом, стараясь не задеть больные ноги дяди; вот так, втроем, они и направились к дворцу через весь город.
Сидя в накрытом золотой парчой кресле, во дворе, где некогда старшина купцов Марсель бросил тела убитых маршалов, император выслушивал приветствия короля, а потом, уже в покоях,
Официальные обеды воплощали собой все великолепие XIV века, и целью их было желание восхитить, изумить и накормить гостей до отвала. Факелоносцы, словно живые канделябры, стояли возле колонн, их было так много, что в огромном каменном зале «было светло, как днем». Столько кушаний, столько перемен блюд, «что и сказать нельзя» — слишком много для больного почетного гостя. Король заказал четыре перемены по десять пар блюд в каждой, но потом, подумав, убрал одну перемену, чтобы сократить время, которое императору пришлось бы просидеть за столом. За вычетом указанной перемены, гостям предложили тридцать пар блюд. Жареные каплуны и куропатки, седло зайца, мясное и рыбное заливное, пироги с жаворонками, котлетки на мозговой косточке, черный пудинг, колбасы и миноги — всего не перечесть. В перерывах между кушаньями на стол подавали лебедей, павлинов, выпь и «рожденных высоко» цапель; пироги с олениной и мелкими птахами, рыбу речную и морскую с подливкой, цветом своим напоминавшей «персиковые деревья по весне», ржанки с луком-пореем, утку с жареными свиными рубцами, фаршированных поросят, угрей, жареные бобы, а на десерт — фруктовые вафли, груши, засахаренные фрукты, мушмулу, очищенные орехи и вино с пряностями.
Банкет на восемьсот персон, состоявшийся шестого января, был организован великолепно. Столы для людей попроще обслуживали не менее споро и ловко, что и столы высоких особ; на всех столах стояла золотая и серебряная посуда. Венценосные особы и гости самого высокого ранга сидели на возвышении за пятью столами, над которыми раскинулись балдахины из золотой ткани, а мраморный стол, за которым восседали император, король и архиепископ Реймсский, стоял в центре площадки. Столы были накрыты скатертями из расшитой лилиями золотой ткани, гардины на окнах и колонны украшала та же ткань, стены были увешаны гобеленами. Де Куси сидел рядом с герцогом де Бурбоном за столом девятилетнего дофина, дабы «составить ему компанию и защитить от толпы». Юная Мария де Куси находилась среди «великих дам», сопровождавших королеву. В конце вечера, за десертом, поданным после выступления менестрелей, герцог Беррийский и его брат герцог Бургундский поднесли королю и императору вино со специями, но усталый хронист не упомянул, сделали ли они это сидя верхом, как было принято среди благородных рыцарей. В 1365 году, в предыдущий визит императора к графу Савойскому, аристократы, сидя верхом, подавали гостям блюда с едой, поднося их на наконечниках копий со специальными «лопатками». Для такого маневра требовалось иметь сильные запястья.
В ожидании гвоздя празднества все восемьсот гостей направились в зал парламента, где был представлен спектакль — взятие Иерусалима во время первого крестового похода. Эта постановка являлась триумфом сценографии XIV века. От Чосера (история Франклина из «Кентерберийских рассказов») мы знаем, что на пирах в зал обильно напускали воду, по которой, как по озеру, скользили взад и вперед лодки, появлялись грозные львы, распускались на лужайках цветы, со стен свисал виноград, возникал каменный замок, а потом все вдруг исчезало, «так был искусен зрения обман». На пиру, состоявшемся во времена де Куси, некий видам, иначе наместник епископа, Шартрский расписал потолок, уподобив его небесам, и оттуда на машинах, напоминавших облака, блюда спускались и поднимались, когда тарелки пустели. Десерт сопровождал искусственный ветер, на протяжении получаса обрушивавший на гостей душистый дождь и град конфет.
В сказочных спектаклях и мистериях добивались эффекта реальности. С помощью лебедок из гробницы поднимали Христа и возносили его к облакам. Ангелы и дьяволы таинственным образом появлялись из люков. Ад открывал и захлопывал свою чудовищную пасть, из-за кулис с помощью перевернутых цистерн на сцену изливался Ноев потоп; бочки, наполненные камнями, изображали раскаты грома. Когда надо было обезглавить Иоанна Крестителя, актера убирали, а на его место мгновенно выставляли «обезглавленный труп», из якобы отрубленной головы лилась ослиная кровь, и публика визжала от ужаса. Актеры, изображавшие Христа, иногда по три часа висели привязанными к кресту и читали стихи.