Загадки истории. Крымское ханство

Домановский Андрей

Хусейн Гезар-Фенн посвятил в своем сочинении «Насихат-намэ» о государственном устройстве Османской империи отдельную главу Крымскому ханству: «Глава седьмая: изъяснение уставов ханов Крымских, уставов высочайшего похода и уставов правительственных. Крымские ханы, будучи из рода Чингиханова и из царей мусульманских, господ хутбэ и монеты, подчиняются и повинуются династии Османской. Отрешение, назначение и смена их обычно производятся со стороны высочайшего султана. Но в грамотах и в других случаях, ради почтения и уважения их к своему падишаху, им отдают преимущество перед прочими государями. Все ханычи занимают места выше визирей, а на праздниках они первые подходят к целованию руки».

Мухаммед Герай вспоминает о начале вассальной зависимости крымского хана от турецкого султана следующим образом: «Выведенные Гедюк-Ахмед-пашою из венецианской крепости (имеется в виду Каффа, венецианцы перепутаны здесь с генуэзцами) мусульмане были отправлены в Стамбул для расправы с ними. В то время крымский хан, покойный Хаджи Герай-хан,

уже умер. Для вступления на владетельный трон никого не было, кроме праведного сына его Бенлы Герай-султана. А между тем упомянутый султан тоже каким-то путем находился в плену у франкских гяуров. Тогда крымский народ сообща написал донесение и послал с ним человека в столицу султаната к его присутствию, покойному султану Мухаммед-хану. Они вот что докладывали: “Теперь наш падишах умер. У него осталось одно любезное чадо. Но оно тоже попало в плен к гяурам франкам. Стране же мусульманской быть без государя никак не возможно. А потому мы у вашего счастливого Порога просим и молим, чтобы вы сжалились над нашим печальным положением и назначили одного из ваших царевичей в нашу страну падишахом”. Когда грамота их пришла к августейшему порогу (т. е. в Порту), то все сообща государственные мужи и правительственные сановники хорошенько посоветовались об этом деле. А между тем привезшие грамоту шатались и глазели по некоторым константинопольским базарам. Только вдруг они видят среди прибывших из Крыма полоняников одного молодого юношу, и как только признали его, так тотчас же упали ему в ноги и подняли крики и вопли. “Вот судьба-то нам! – говорили они, – ведь это наш царевич, великое чадо покойного Хаджи Герай-хана, Бенлы Герай-султан! Он сделался полоняником и теперь спасен”. Дали знать о случившемся султану Мехаммед-хану. Высокостепенный падишах, да и вообще все люди дивились необыкновенной премудрости Господа Бога. А его величество, повелитель изрек такое перлосеющее слово: “Никто не возьмет ничьего жребия!” и велел поспешно привести (Менгли Герая) в свое высочайшее присутствие. После того как его облачили в украшенные по-царски одежды и в роскошный халат, они заключили между собой такой договор: “Мы, мол, не станем, в противность светлому Закону Божию, улучив благоприятный момент, убивать или изъянить один другого. Помогая во всех делах друг другу, будем мстить врагам веры, сквернообычным гяурам, ведя с ними священные брани. Впредь твои чистые потомки (т. е. потомки Менгли Герая) будут от меня (султана) принимать санкцию своего достоинства, и на хутбэ сперва мое имя, а потом уже имя почтеннейшего хана будет поминаться. Эти условия будучи безотлагательно облечены в форму письменных документов, должны быть с обеих сторон соблюдаемы”. Султан предложил, а хан принял и был удостоен целования руки. Потом с пожалованием, при полной торжественности и почестях, знамени, барабана и литавров, Бенлы Герай-султан назначен был ханом в область Крымскую. Договорные грамоты обеих сторон были написаны; а он благополучно и торжественно был отправлен в Крым. Таков-то вот, как описано, был Бенлы Герай-хан, великий отец блаженного и покойного, известного и знаменитого воителя и мученика Сахиб Герай-хана. Упомянутый договор с течением времени забылся среди людей; но у почтенных падишахов он известен и признан».

Хотя Крымское ханство было вассалом Османской империи, их отношения складывались весьма своеобразно: вместо уплаты дани султану хан сам получал от него ежегодные денежные выплаты. За это крымские ханы должны были присоединяться к турецкой армии во время ее военных кампаний. Крымский Юрт отнюдь не превращался, таким образом, в часть турецких владений, но оставался независимым государством, а его хан – суверенным правителем. В ханской и султанской частях полуострова действовали разные законы и ходила разная монета, османский султан не имел формального права и зачастую реальной возможности вмешиваться в дела Крымского ханства минуя хана. Впрочем, при всем этом турецкий властитель относился к крымскому правителю как к подчиненному государю и мог при необходимости сменить его с тем единственным немаловажным условием, чтобы новый хан принадлежал к роду Гераев.

Западноевропейские историки XVIII в. приводят реконструированный ими договор, якобы заключенный крымским ханом Менгли Гераем с турецким султаном Мехмедом ІІ Фатихом. При всем том, что этот документ, видимо, никогда не существовал в действительности, в общих чертах предложенная реконструкция хорошо передает дух и условия, определявшие взаимоотношения двух государств и автономный статус Крымского ханства в составе Османской империи. Складывались эти принципы двухсторонних отношений постепенно.

Положения этого условного документа были следующими:

1. Султан никогда не должен возводить на ханство никого, кроме царевичей из рода Чингисхана.

2. Порта никогда ни под каким предлогом не может подвергать смертной казни никого из фамилии Гераев.

3. Владения хана и другие местопребывания членов дома Гераев должны быть признаваемы неприкосновенными убежищами для всех, кто бы ни находил в них себе приюта.

4. На общественной по пятницам молитве, хутбэ, после имени султана должно поминаться имя хана.

5. Ни на какую письменную просьбу хана не должно быть отказа со стороны Порты.

6. Хан во время похода имеет пятибунчужный штандарт.

7. Во всякую кампанию хан должен получать от Порты сто двадцать кисетов золота

на содержание своей лейб-гвардии и восемьдесят кисетов на своих мурз и капы-кулу.

Конечно, все этим условия не были прописаны в каком-либо раннем документе, но сложились постепенно во взаимоотношениях между крымским и стамбульским властелинами. Например, согласно преданию, упоминание османского султана в хутбэ перед именем крымского хана не было предусмотрено изначально, а появилось после того, как хан Ислям І Герай (1584–1588 гг.) совершил набег на Валахию, не задумавшись о том, что таким образом подверг разграблению земли своего сюзерена. Султан потребовал немедленного возврата награбленного, а Ислям Герай, чтобы снискать прощение падишаха, добровольно распорядился, чтобы в пределах его владений на пятничной молитве – хутбэ – имя хана произносилось после имени султана. Этим крымский правитель стремился вымолить прощение, однако при этом унизил ханское достоинство. Отменить это нововведение со временем стало уже невозможно, и, по выражению крымских историков, «последующие ханы продолжали соблюдать этот похвальный обычай до сего дня».

В содержащем советы по управлению Османской империей сочинении неизвестного турецкого автора, видимо, некоего визиря времен султана Ибрагима I (1640–1648 гг.), даются советы, как султану следует даровать престол новому крымскому хану: «Когда хан умирает, и его место остается вакантным, то ханычи отправляются к вашему Счастливому Порогу, и кто из них первый на благословенном байрам бьет челом перед вашим августейшим стременем, тот и должен быть ханом. Когда понадобится давать открывшуюся вакансию (хана), то извольте говорить так: “Ты воспитан моими щедротами; я тебе даю ханство и посмотрю, каков-то ты. Ты должен душою и телом стараться под моим августейшим покровительством. Я ожидаю услуг от тебя”. Затем, повелев ему надеть соболью шубу и подпоясать разукрашенную саблю, пожалуйте ему украшенный (драгоценными каменьями) сургуч и присовокупите такое предостережение: “Поступай согласно моему удовольствию и берегись моего проклятия. У меня много благосклонности к тебе, так ты будь правдив”».

При этом автор сочинения призывает султана не менять крымских ханов по собственной прихоти без крайней на то необходимости: «Державный государь мой! Без крайней необходимости не следует сменять их…» Отправить хана в отставку можно было лишь в том случае, если тот действительно действовал нечестиво, нарушая законы божеские и человеческие, а не по простой прихоти султана или из-за клеветы и наветов со стороны недовольных ханской политикой в Крыму. Происходивший из ханского рода татарский историк Мухаммед Герай отмечал, что «по священному закону Мухаммедову, царям давать отставку не так легко: надо, чтобы они были нечестивцы. Их вздохи и стоны отомстяться нам. Вот если кто из них поступает против священного закона и творит притеснения или вводит новшества, то мы должны им противодействовать; отрешение же хана по словам каких-нибудь мятежников татарских есть чистое бесславие». «Ханы тоже из древнего царского рода;… они также тень Божия, – отмечал этот автор, – … отставка им горше смерти, по изречению: “Ссылка все равно что казнь”».

О том, насколько запутаны и противоречивы были отношения между турецкими и татарскими властями в Крыму, свидетельствует эпизод из жизни хана Сахиба Герая (1532–1550 гг.). Однажды, когда хан гостил в саду одного из своих подданных неподалеку от Каффы, к нему явились просители с жалобой на поборы и притеснения со стороны турецкого гарнизона города и османского сборщика податей сипага. Хан вызвал обидчиков к себе и гневно отчитал, на что сипаг ответил: «Этот хлеб дарован нам со стороны падишаха, и другим нечего вмешиваться». Хан попытался было возразить, что «при завоевании Каффы все земли вне ее дальше пушечного выстрела по воле падишаха пожалованы в собственность нашим предкам за их заслуги», но был обвинен в посягательстве на полновластие турецкого султана в Каффе и желании захватить ее себе, что привело к немилости со стороны могущественного османского властелина.

Случались у крымских ханов конфликты и с центральной стамбульской администрацией, неожиданно вспыхивавшие даже тогда, когда, казалось бы, сам турецкий падишах был весьма благосклонен к татарскому властелину. Так произошло во время правления упомянутого уже Сахиба Герая, когда хан отказался от приглашения-приказа султана идти в поход на Иран, сославшись на то, что «татарское войско – это голыши, которые не в состоянии вынести такого дальнего похода». Тогда приближенные к османскому султану вельможи обвинили хана в небрежении, измене, сепаратизме и оскорблении величия падишаха, заявив: «Великий государь наш, хан под тенью вашего могущества сделался государем на крымском престоле; он разбогател, стал жаден; войско его усилилось; вы ему не нравитесь; он вас не уважает. Посмотрите теперь, какие он приводит предлоги, чтобы не давать войска; он начал противиться вашим повелениям. Избави Боже, если ваши глаза останутся закрытыми: он будет управлять своими владениями как независимый повелитель; он на посылаемых вами чаушей обращает меньше внимания, чем на собак». Сахиб Герай, впрочем, в долгу не оставался и относился к османским чиновникам с величайшим презрением. Однажды он заявил прибывшему к нему от султана чаушу: «Между османцами нет таких, кто бы был способен ведать дела государства: все эти столпы государства и члены совета только и думают, подобно Каруну, о том, как бы побольше накопить себе от благ мира сего; других достоинств у них нет».