Загадочная Коко Шанель
Шрифт:
Прибежали две ее внучатые племянницы, а также Лилу и Франсуа, которых не было с ней, когда она переходила в другое измерение. Часто они вместе играли в карты, ожидая, пока Мадемуазель заснет.
— Ей было спокойнее, когда она знала, что мы здесь, рядом, но это и мешало ей заснуть, — говорил Франсуа.
Чем был, что значил для Коко отель «Риц»? Ее дом, уверяла она. На самом деле крепость из счетов, гарантировавших ее независимость. Пустынный остров, построенный морем денег.
Ее апартаменты: спальня, салон и ванная комната — все крошечное; а может быть, это ощущение возникало от невольного сопоставления с рю Камбон. По сравнению с великолепием тамошних салонов ее апартаменты в «Рице» были ничтожны; даже не монастырские кельи. Так безлико, бесцветно. На другой день после
330
Не женская земля (итал.) — перефразировка известного выражения no man's land — ничейная земля. Игра слов: woman — женщина, man — мужчина.
Она сказала Франсуа и Лилу: «Если я буду умирать, увезите меня в Швейцарию. Посадите в автомобиль между собой. Если вас спросят на границе, скажите: это Мадемуазель Шанель, она впала в детство, не обращайте на нее внимания».
Почему? Чем была для нее Швейцария? Своего рода рай из денег. Даже после, в Швейцарии, деньги сохраняли свое могущество, обеспечивали одиночество, независимость, отделяли от других. На кладбище в Лозанне она занимала место, на котором можно было бы похоронить четверых. Всегда вокруг нее пустыня, чтобы защитить ее от сожалений и угрызений.
Итак, она спала последним сном за этой запретной дверью отеля «Риц», возле нее бодрствовали две ее внучатые племянницы. Никто не должен был видеть ее мертвой:
— Ты будешь моим сторожевым псом, будешь охранять меня, — попросила она Тини. — Это будет нелегко.
Она мало говорила о своей семье, но любила ее, потому что семья существует, как Бог, как существует Церковь, как Другое измерение, как Вера, в которой она, Коко, была воспитана в приюте.
Нельзя понять Мадемуазель Шанель, не зная времени ее отрочества и юности. Это было еще время Происхождения, Имени или Денег. Время Привилегий. Наверное, именно в условностях эпохи надо искать истоки того, что она выдумывала о себе, чтобы соответствовать ей; утвердиться в ней; чтобы проявить себя; стать Шанель в мире Пруста [331] . А чтобы достичь этого, надо было зачеркнуть свое детство, свое отрочество. Все, что сегодня вселяет надежду, не было приемлемо для нее. Слишком унизительно. Тогда уже были миллиардеры, которые начинали, продавая на улицах газеты. Но это еще не стало примером для других.
331
…стать Шанель в мире Пруста. — Действие романов Пруста разворачивается в мире французской аристократии и буржуазии конца XIX — начала XX века.
Знала ли она, что близится ее час? Как иначе объяснить то нетерпение, с каким она ждала реванша, своего триумфа? Накануне или за день до Рождества она говорила мне, что представит свою коллекцию через четыре дня:
— Да, мой дорогой! Американцы попросили сделать это, а так как им ни в чем нельзя отказать… Но мне все равно, я готова.
Она предложила вечером после моей передачи показать свои новые модели. Она настаивала, и так уверенно, что, уходя, я осведомился у одной из старших мастериц, действительно ли все готово.
— Нет, ничего еще не продвинулось, коллекция, как обычно, будет готова к концу января.
Мне сказали это, давая понять: вы знаете ее слишком хорошо, чтобы не помнить, что она всегда говорит так, когда готовит новую коллекцию.
В ее сознании победа была уже одержана. Она могла праздновать ее через четыре дня или через несколько недель, не имеет значения.
Когда я вернулся в этот вечер к
В «Рице» для Мадемуазель Шанель оставляли столик в стороне от других, в холле, прилегающем к столовой. Она видела всех, кто приходил. Ее тоже видели. Ей это вовсе не было неприятно. Возбуждаемое ею любопытство обогащало ее Дом. Ради него она соглашалась стать монументом, который наиболее любопытные старались разглядеть вблизи. Coco, it's Coco Chanel [332] .
Это произносилось и по-немецки, и по-испански.
Удовлетворение, в котором ей отказала мадам де Голль, игнорируя Шанель, доставила мадам Помпиду, появившаяся в Нотр-Дам на заупокойной мессе по Генералу [333] в туалете от Шанель. Коко смаковала этот триумф на свой лад, со скромностью, которая паче гордости:
332
Коко, это Коко Шанель (англ.).
333
…заупокойной мессе по Генералу. — Генералу де Голлю в 1970 году.
— Восемьдесят важных особ, приехавших со всех концов света, какая удача для Парижа! Дела ведь идут не так уж хорошо. Дому Шанель не приходится жаловаться. Я все видела столько раз, меня это утомляет. Англичане плохо старятся, они слишком много пьют. Я, которая так хорошо их всех знала, я их больше не узнаю.
Я ей доставил удовольствие, за два дня до смерти, посвятив передовую ее реваншу: «Мадемуазель Шанель вышла победительницей из войны, объявленной ее стилю. Она заставила восторжествовать и предложенную ею длину, продиктованную здравым смыслом и позволяющую женщинам сохранять приличный вид даже сидя». Марк Боан [334] только что признался: «В конечном счете права она». Теперь, говоря о Коко, ее называли просто «Она».
334
Боан Марк (р. 1927) — французский модельер, с 1960 по 1989 год работавший для Дома Диора. В 1990–1992 гг. арт-директор лондонского Дома Хартнелла, одевающего королевскую семью.
Она работала в большом салоне, закалывая платья на манекенщицах, когда ей принесли транзистор, чтобы она послушала мою передачу, которую она еще не знала.
Когда меня спрашивали в редакции:
— Она действительно умерла?
…признаться, вопрос не удивлял меня. В ее возрасте… Но когда я смотрел на нее, она казалась бессмертной. Веселая, не перестававшая говорить, перескакивая с предмета на предмет, и все это с прежней изнуряющей горячностью. Она изображала кого-нибудь из своих последних друзей, например Жака Шазо. Вставала из-за стола, поднимала ногу, потом другую, кланялась `a Ia Шазо, снимая свою плоскую шляпу. В первый раз я увидел ее без шляпы с белой прядью в приглаженных, все еще черных, как вороново крыло, кудрях. Она ссыхалась. Лицо — с кулачок, остались лишь огромные глаза, вопрошающие и требующие ответа. Она говорила Лилу и Франсуа:
— Когда меня не станет, не делайте глупостей, потому что я буду здесь, рядом с вами, в другом измерении.
У меня осталось любопытство только к смерти. Она говорила это. Кому? Эти слова — реплика персонажа, которым являемся мы все. Что станет с этим персонажем, когда Смерть возьмет нас за руку?
Коко проявляла к мертвым религиозное уважение. Любила ли она их или нет, они становились ей дорогими, быть может, наконец близкими. Она обращалась с ними фамильярно, с непринужденностью и простотой крестьянки. Дотрагивалась до них спокойно, без всякого страха, чтобы вложить им в руки молитвенник или загримировать их холодные лица.